стрельба.
Из всех стрелявших было выбрано лишь десятеро, и среди них – шесть знаменитых во всей стране стрелков, их знало большинство зрителей: Гилберт Красная Шапка, Адам из Лощины, Диккон Крукшанк, Уильям из Лесли, Губерт Туча и Свитин Хартфордский. Еще двое были из Йоркшира, девятый – никому не известный высокий парень, одетый в голубое, сказавшийся лондонцем. Последним, десятым, был неизвестный с повязкой на глазу, одетый в красные лохмотья.
– Эй, – обратился шериф к одному из своих охранников, – видишь ли ты среди этих десятерых Робина Гуда?
– Нет, ваша милость, не вижу, – ответил тот. – Шестеро из них мне хорошо известны. Что до двух йоркширцев, то один из них слишком высок, а другой слишком мал ростом. Борода у Робина светлая и блестит, как золото, а у того оборванного нищего в красном она темная, да к тому же он слеп на один глаз. А что до незнакомца в голубом наряде, то, сдается мне, у Робина плечи дюйма на три шире.
– Так значит, – воскликнул шериф, в злобе хлопнув себя по ноге, – этот мошенник не просто подлец, но к тому же и трус, раз побоялся показаться среди достойных мужей!
Отдохнув недолго, десятеро лучников снова выступили вперед и приготовились стрелять. Каждый выпустил по две стрелы, и, пока они стреляли, зрители затаили дыхание, и кругом воцарилось гробовое молчание. Но, лишь только последний лучник сделал свой выстрел, снова зазвучали громкие крики и в воздух полетели шапки.
– Клянусь милосердной Девой, – сказал сэр Эмиас из Лощины, согбенный восьмидесятилетний старец, сидевший рядом с шерифом, – в жизни не видел я такой славной стрельбы, а ведь за шестьдесят с лишком лет я повидал лучших мастеров этого искусства.
Теперь оставлены были лишь трое из стрелявших. Первым был Гилл Красная Шапка, вторым оборванный незнакомец в красном, а третьим тамвортец Адам из Лощины. Народ гудел, как пчелиный рой, кто-то вопил «вперед, Гилберт Красная Шапка!», кто-то «вперед, смелый Адам из Тамворта!», но ни один зритель в толпе не подбадривал чужака в красном.
– Ну, стреляй же, Гилберт, – дал команду шериф, – и если твой выстрел станет лучшим, дам тебе сто серебряных пенни в придачу к награде.
– Не пожалею сил, – твердо сказал Гилберт. – Тут всякий сделает что может, и я тоже постараюсь.
С этими словами он достал ладную гладкую стрелу с широким пером, приставил ее к тетиве, аккуратно натянул ее и сделал выстрел. Ровно полетела стрела и ударила прямехонько в цель, на ширину пальца от самого центра.
– Гилберт! Гилберт! – закричали зрители.
– Богом клянусь, выстрел метче некуда! – воскликнул шериф, всплеснув руками.
Затем вперед выступил оборванный незнакомец, и все засмеялись при виде желтой заплаты у него на рукаве, показавшейся, когда он поднял руку, чтобы сделать выстрел. Он прицелился одним глазом, и это вызвало новый взрыв хохота. Оборванец быстро натянул тетиву тисового лука и без промедления выпустил стрелу. Так скоро он это проделал, что никто и глазом