к людям. Реальное содержание термина – «естественно-рыночный отбор» – стало всё больше высвечиваться по мере того, как неоконсервативные методы оздоровления экономики стали распространяться на регион с менее ценным человеческим материалом – на бывшие социалистические страны, в особенности – на Россию. Здесь уже новая идеология отбросила «экономические» эвфемизмы и ввела в действие социал-дарвинистский арсенал прямо по назначению – то есть применительно к населению. Все те филиппики, которые деятели неоконсервативной волны адресовали экономически неэффективному предпринимательству, требуя перекрыть им кислород дешёвого кредита, наши реформаторы стали адресовать целым слоям населения, требуя перекрыть им… кислород. Возникла лексика нового апартеида: «совок», «люмпен», «маргинал», «красно-коричневое большинство» – и всё это применительно к народу, которому ещё накануне обещали демократическое процветание и вхождение в европейский дом. Ясно, что это не было «языком консенсуса» – это была лексика нового апартеида и внутреннего расизма.
С позиций российских приватизаторов, такая социал-дарвинистская компрометация большинства была необходима ввиду того, что с этим большинством не хотели делиться собственностью. Не делиться собственностью с полноценными, самодеятельными гражданами – это скандально и недемократично. Но если предварительно этих граждан опорочить, назвав совками и люмпенами, обременёнными неисправимой тоталитарно-патерналистской наследственностью, то тогда отлучение их от демократического дележа собственности начинает выглядеть как вынужденная мера, связанная с ограждением здоровой экономики от нездоровых элементов. Так вместо демократического принципа единой нации, сообща строящей новое будущее, возобладал принцип «двух наций»: достойной нового будущего и явно его не достойной.
Внутренний расизм российских «радикал-реформаторов» превратился на Западе во внешний расизм: расистское отношение к России в целом как к стране, недостойной тех бесценных ресурсов, которые лежат на её территории. Образ крайне плохо управляемой страны, начинённой саморазрушающимися ядерными складами, наводнённой экстремистами, непредсказуемой и невменяемой, – всё это выступает как объективная необходимость внешнего вмешательства и внешнего управления. Наши «реформаторы» вовремя не заметили радикального изменения своего имиджа на Западе: вместо респектабельных реформаторов-романтиков свободы там уже сложился образ насквозь коррумпированной, вороватой и вероломной шайки, все практики которой находятся вне цивилизованного поля и поля легитимности.
Иными словами, образ России начинает складываться по той же модели, что и образ Африки, нуждающейся, как сегодня вполне откровенно говорят, в «реколонизации». Если обобщить всё то, что успела написать либеральная пресса о России и всей её истории, то легко усматривается лейтмотив: главный изъян реальной