США установили свой статус в качестве единственной сверхдержавы, получили в своё распоряжение почти всё геополитическое наследие своего бывшего противника, успешно закрепляются в постсоветском пространстве как плацдарме для покорения всей Евразии. Но их грызёт та же тревога, что и наших приватизаторов: они хотели бы иметь полное силовое закрепление того, к чему они получили доступ явочным образом.
Геостратегическое мышление Соединённых Штатов «зреет» по мере того, как происходит всё более откровенная социальная поляризация мира и открываются две противоположные перспективы: одна – для избранных, предназначаемых для вхождения в новое информационное общество, другая, противоположная, – для отверженного большинства мира. Америке становится всё более ясным, что новый мировой порядок – расистский по своей глубинной сути – не может держаться на какой-то инерции – он требует силового обеспечения. Следовательно, война, которую уже фактически начала сверхдержава, – это мировая гражданская война, разделяющая экспроприируемых и экспроприаторов. В этом – ключ к объяснению и самого характера войны, и сопутствующих ей «символических репрессий» – расчеловечивание жертв агрессии, выводимых за рамки цивилизованного отношения.
Но признание социального характера начавшейся мировой войны как войны, в основе которой лежит замысел глобальной экспроприации, сегодня ещё скандализировало бы общественность на самом Западе. Поэтому мировой гражданской войне придумали камуфлирующие псевдонимы: сначала её назвали мировым «конфликтом цивилизаций», теперь склоняются к тому, чтобы назвать её «борьбой мировой цивилизации с мировым варварством».
Любопытная получается картина. Сначала новая «открытая экономика» выталкивает из сферы цивилизованного существования и потребления целые слои населения, а затем либеральные социал-дарвинисты сокрушаются по поводу изобилия столь низкокачественного человеческого материала, с которым «надо что-то делать». Специфическая близорукость этого нового либерализма проявляется в том, что он не желает видеть в этом «материале» продукты собственной политики – тех самых реформ, которых он сегодня навязывает всей мировой периферии, в том числе и странам, ещё недавно такой периферией не являвшимся.
Разумеется, наиболее ярким и чистым воплощением этого поведенческого типа являются западники в странах не-Запада. Они управляются Западом ещё до того, как могут срабатывать рационально организованные механизмы такого управления. Они прямо-таки стыдятся национальной идентичности и опасаются быть застигнутыми в роли проводников национальных интересов своих стран.
Подозревает ли это подобострастное западничество о своей подлинно исторической роли: о том, что оно подстрекает худшие силы на Западе и тем самым ведёт к скорой драматической компрометации Запада в глазах незападного большинства мира?
Сторонники