И прежде всего я бы хотел извиниться перед ними за то, что раскрыл их тайны и секреты, которые они скрывают или, быть может, сами о себе не знают. И, возможно, свет и ракурс, в которых эти люди предстают перед нами, не очень им понравится. Возможно! А с другой стороны, хочу сказать им огромное спасибо за то, что я встретил их и они показали мне мир в том виде, в котором вы его увидите, читая мои рассказы. Ведь если бы не эти люди, их слова и поступки, то ничего подобного в моей жизни не произошло бы и было бы не так интересно проводить отпущенное нам время. К сожалению, не всем удастся увидеть эти письмена… Так уж случилось, что некоторых людей с нами нет, но я очень надеюсь, что не обидел их память. А ещё, когда я рассказываю о них, они как будто только что вышли из комнаты и будут продолжать жить, пока эти истории будут читать.
Ещё хочу сказать, что некоторые события повторяются в моих рассказах, что подчеркивает их реальное происхождение. Прошу не осуждать меня за это.
И, конечно же, не могу не поблагодарить всех, кто помогал мне в написании этих рассказов, всех, кто сподвиг меня на этот подвиг и спровоцировал на эту провокацию и преступление. Всем моим любимым, друзьям и близким – земной поклон!!!
Маше Ворсановой и Юрию Фридштейну – особенная благодарность!
Толстячок
Я был толстым ребенком. Толстым и непоседливым. Глядя на меня сейчас, в это трудно поверить. Худой и медленный. Флегма, как про меня говорят. А когда я в три года выходил на детскую площадку, все мамаши хватали своих деток на руки и уносили от греха подальше: Осторожно, Сережа вышел гулять! Потому что они уже знали, что Сережа очень любил обниматься с детишками. Заприметив ни в чем не повинного дитя, я бежал к нему с радостным криком: «Ляля!» И обнимал его. Но так как инерцию никто не отменял и закон тяготения тоже, ляля оказывался на земле под толстеньким Серёжей. Само собой, слезы и все такое, и крики родителей пострадавшего от моей любвеобильности малыша:
– Угомоните наконец ваше чадо. Держите его в клетке. Безобразие!
Конечно, никто меня в клетку не сажал. Мама продолжала выводить меня на улицу, мамаши хватали своих чад и уносили ноги.
Напротив нашего дома через дорогу была часовая мастерская. В которой жила Семья Кацман. Мама – обширная домохозяйка, папа – маленький, щупленький, лысенький одноглазый часовых дел мастер, старшая дочь на выданье без образования Симха, дочь чуть младше, тринадцати лет, Иса, дочь десяти лет Аза, дочь семи лет Либа и нарушающий весь этот мировой порядок мальчик трёх лет Вовка. Если девочки все как одна были вылитая мать, то Вовка был копия папы, только глаз у него было два. Вот с ним-то я и дружил.
Жили они в подвальном помещении пятиэтажного дома довоенной постройки в стиле Австро-Венгерской империи. И занимали там, ну, не сказать чтобы комнаты, а так, два смежных помещения. В одном располагалась сама мастерская, а в другом… сразу все остальное. Прихожая, гостиная, пять спален, кухня, кладовка, курительная комната и зимняя ванная с туалетом. В теплое время года горшок и ванную выносили на задний двор дома-колодца. Огораживали занавесочкой, и вот, пожалуйте вам удобства. Жильцы дома ничего не имели против по причине того, что двор этот был заброшен и превращен дворниками в свалку среди огромных лопухов, дикой малины и гигантских зарослей хвоща. К тому же, внутрь выходили только окна туалетных комнат и лестничных маршей. Может, кому-то и приходило в голову понаблюдать за девицами Кацман на горшке, но их самих это нисколько не смущало. Вот так и жировало это семейство на доходы от часовой мастерской.
Мы с Вовкой частенько проникали в этот заброшенный мир через узкую щель между створками металлических ворот в арке дома и бродили под шершавыми листьями лопухов, подпитываясь одичавшей малиной. Когда-то тут жизнь била ключом. В середине двора располагался заброшенный фонтан, украшенный русалкой с потерянной головой и оторванным хвостом. От фонтана к углам дома шли дорожки из каменных плит, раскореженные проросшей через них зеленью. По краям дорожек доживали свой век остовы скамеек. И, судя по арке, ведущей из внешнего мира в этот, сюда вполне могли заезжать экипажи. А теперь здесь было буйство дикой растительности, и природа демонстрировала всю свою безграничную мощь и затаившуюся власть над человеческой наивностью. Это был Затерянный мир, какие любят описывать писатели-фантасты.
Однажды, когда нам было лет по пять, Вовка привел меня в сад, когда солнце только начало садиться. Весь этот дикий мир был залит розовым золотом, паутинки сверкали бриллиантами вечерней росы. Две стены, образующие угол, отражали бархатный закат, а зеркала окон горели ярким пламенем. Все это буйство природы порождало причудливые тени. После захода солнца тут становилось очень страшно. Вовка притащил меня к фонтану.
– Залезай!
– Зачем?
– Отсюда хорошо видно!
– Чего?
– Тихо! Смотри!!!
И Вовка пронзил пространство рукой. Повернув голову в указанном направлении, я увидел занавески летней купальни Вовкиного семейства, которые плясали под аккомпанемент ветра.
– И чего?
– Сейчас…
За занавесками