по форме. Отличалась только величина. Чем старше, тем больше. Их можно было вкладывать одну в другую. И первый раз в жизни я испытал неведомое для меня тогда возбуждение. Очень захотелось сходить в кустики, но я не мог оторвать глаз. Но все очарование закончилось, когда на вечернее омовение вышла маман. Мигом! Как только упала белая рубашка, краски заката превратились в серые сумерки. Повеяло вечерней сыростью. Мрачные стены смотрели на нас стальными черными глазами. В глубине сада что-то хрустнуло. Вовкина мать, уже еле различимая в потемках, закричала в пустоту:
– Кто здесь! А ну, кому-то я сейчас…
Но мы не стали дослушивать, что именно! Мы побежали. Как два зайца с прижатыми от страха ушами и выпрыгивающими сердцами. Тьма, сырость и шорохи гнали нас с Вовкой прочь из Затерянного мира. Путаясь в паутине и царапаясь о колючки малины, мы бежали без оглядки к ржавым воротам. Вовка без труда прошмыгнул проем между двумя створками, а я застрял. Казалось, от страха я стал ещё толще.
– Вовка, помоги! Тяни меня.
И Вовка стал тянуть. Рубашка затрещала и по спине процарапало что-то острое. И мы вдвоем шлепнулись на булыжники холодной мостовой. Вовка посмотрел на мою спину. Дыхание срывалось. Во рту пересохло.
– Сережа, у тебя кровь!
– Ага!
Меня интересовало другое.
– Вовка, а ты на них должен будешь жениться?
– Не знаю… наверное.
И тут я услышал голос своей мамы.
– Сережа! Сережа…
– Меня ищут. Я побежал! Мама, что?
– Дооомой.
– Иду! Пока…
И мы разбежались по домам.
На следующий день я стоял у полуподвального окна часовой мастерской и звал своего друга. Форточка открылась, и показалась Вовкина голова.
– Вовка, выходи!
– Не выйду.
Вовка не смотрел мне в глаза. За ним в полумраке комнаты маячила большая фигура его мамы.
– А почему не выйдешь? Тебя наругали?
– Мама не разрешает с тобой играть…
И, понизив до шепота голос, добавил:
– Мама казала шо ты толстый…
Я смотрел на своего друга и не понимал связи между этими двумя вещами. Может, его мама боялась, что я его съем? И тут раздался её голос:
– Вовка, кому казала, закрывай фортошку!
Мой теперь уже бывший друг закрыл окно, слез с подоконника и исчез в темноте часовой мастерской навсегда. Случилось все это в Черновцах. А потом наша семья переехала в Баку.
Следующий раз от неминуемой гибели, ну, или пары синяков, меня спасли шорты, хотя они же и были виноваты в случившемся. Несмотря на мою полноту, я не был прямо-таки неуклюжим. Очень любил играть в хоккей на асфальте и лазать по деревьям. Единственное, чему я так и не научился, так это кататься на велосипеде! Я, наверно, единственный из всех, кого я знаю, кто не умеет этого делать. Просто пару раз так шлепнулся в попытках удержать своё круглое тело в седле, что отбил себе все,