от глагольного корня, где гласная играла формообразующую грамматическую роль и фактически в состав корня не входила, именные корни имели в праязыке ту же структуру CVC, но содержали лексическую гласную, не мотивированную ни грамматически, ни семантически. Таким образом, именной корень был не консонантным, а консонантно-вокалическим.
4.4. Морфология и синтаксис
Систему имени в афразийских языках характеризует наличие грамматического рода, сохранившееся во всех семьях, хотя и не во всех языках и не везде одинаково. Столетие назад эта категория считалась центральным критерием для принадлежности языка к афразийской общности, хотя грамматический род в том или ином виде обнаруживается в языках и других трёх макросемей Африки.
Категория афразийского рода имеет значения мужского и женского, при этом чаще всего маркирован только последний. Классическим афразийским показателем женского рода является суффикс -t, засвидетельствованный во всех ветвях макросемьи (хотя омотские данные не столь очевидны), а также в языке онгота. Однако в различных языках обнаруживаются также следы других показателей, возможно восходящих к праязыку: например, м. р. -i/-w, ж. р. -a. Такая оппозиция в именных и местоименных формах существует в некоторых семитских, кушитских, берберских языках.
Точка зрения о наличии в афразийском праязыке системы именных классов основывается на определённых консонантных элементах в корнях некоторых наименований животных, растений, частей тела, в основном в семитских языках: сем. *kal-b ‘собака’, *ča‘l-ab ‘лиса’, др.-егип. db ‘гиппопотам’ и др. При всей увлекательности эта гипотеза пока не находит убедительных подтверждений.
Другой распространённой категорией имени является падеж, сохранившийся в семитских, кушитских, берберских, древнеегипетском языках. Следы абсолютной падежной формы с нулевой флексией (или -a), свидетельствующей об эргативной структуре праязыка, сохранились в некоторых кушитских и омотских языках. В древних семитских и кушитских языках существует падежная форма на -i, по значению тождественная или близкая к генитиву. К сожалению, консонантный характер многих древних письменностей на афразийских языках не всегда даёт возможность отследить вокалическую флексию. Новообразованные падежные формы продуктивно функционируют в кушитских языках Восточной Африки.
Из множества способов образования плюральных форм в афразийских языках выделяется древний показатель *a, который обнаруживается уже в древнейших известных языках макросемьи. Вероятно, изначально он занимал суффиксальную позицию. Продуктивность такого способа словоизменения и словообразования, как изменение огласовки, привела к тому, что во всех семьях афразийских языков можно найти примеры внутренней флексии плюральности: геэз (семитская семья) bet ‘дом’ – мн. ч. ābyāt, сахо (кушитская семья) lelle ‘день’ – мн. ч. lellā‘e, хауса (чадская семья) ’akuya ‘козёл’ – мн. ч. ’awakay, кабильский