не собрались, – отозвался со вздохом Килькин, закрывая свою тетрадку и пряча ее в ящик письменного стола. Песня уже кончилась. – Мы просто работаем, Ася Николаевна. Занимаемся обычной повседневной бюрократической рутиной.
Павел поборол в себе желание громко расхохотаться, отвернулся, шмыгая носом.
Начальница, не собираясь заходить, с порога строго отчитала Килькина:
– Ты активней ей занимайся, Петя, этой бюрократической работой, тебе за нее деньги платят – заработную плату…
– Да, да… Любимая начальница, я покорный раб!
– Ты обалдуй! Как ты прошел переаттестацию, до сих пор удивляюсь!
– Я применил коррупционные схемы, все поняли, что я «свой человек», и меня оставили, а всех бескорыстных выгнали поганой метлой, чтобы не мешали работать полицейской машине!
Антонова усмехнулась, посмотрела на Павла, сказала ему, имея в виду Килькина:
– Он конченый обалдуй! Да, Паша?
Павел, улыбаясь, пожал плечами – с начальством лучше не спорить.
Антонова ушла… Через минуту исчез из кабинета и Килькин, ничего не сказав Павлу. Любовнички! Их глупые попытки скрыть свои тайные отношения смешили все управление.
Павел засел за отчет. Написание шло туго, но успеть было необходимо по двум причинам: Аксюшкину требовалось докладывать о рейде перед начальником областного УВД и губернатором, а Павел с завтрашнего дня отправлялся в законный, так давно ожидаемый тридцатидневный отпуск и не мог оставлять бардака в своих делах. Он любил во всем порядок. А порядок на работе – первое дело!
Он просмотрел исписанные листы, подшил в картонную обложку. Вспомнил выражение «Шить дело белыми нитками» и усмехнулся. В царской России реально шили дела, используя белые натуральные нитки, тогда скоросшивателей не было!
Осмотрел свой стол, такой родной и любимый. Он его не увидит месяц. Огромный срок! Павел знал, что затоскует уже через неделю без любимой работы. Вот тебе и отдых! Первые дни отсыпные, а что потом – бездельная маета? Чувство неудовлетворения, возникшее в палате погибшего Алешковского, не только не ушло, но, напротив, стало тискать душу непонятным томлением. Было в этом деле много белых пятен: пилку, которой проделана дыра в решетке, так и не нашли, непонятная «разумность» написанного в тетради…
Павел снова перелистал растрепанную тетрадку. Почерк забористый, быстрый. Мысли в голове этого малого текли четким выверенным текстом. А главврач смотрел на такие нюансы «болезни» абсолютно спокойно. Насколько Павел знал, сумасшедшие не отличаются умением сосредотачиваться. Хотя им, психиатрам, виднее, конечно.
В коридоре послышались голоса. Распахнулась дверь, в кабинет вошли Соболев и улыбающийся Аксюшкин.
– Павел, отчет готов?
– Забирай. Выполнил план?
Аксюшкин молча забрал скоросшиватель и ушел.
– Что он такой неразговорчивый? – удивился Павел.
– Готовится к головомойке. Ты же знаешь нашего губернатора – будет кривить губы на областного, а шеф потом Аксюшкину по ушам проедется –