С трудом сделал узел, просунул голову в петлю и бросился в пустоту. Что-то хлестнуло его по затылку. Веревка лопнула. Он приземлился на ноги вне себя от гнева.
– Этот сторож просто скотина! – сказал он вслух.
В тот же миг сторож открыл дверь.
– Барахло ваша веревка, – сказал ему Клод.
– А мне-то что? – отмахнулся сторож. – Адвокат заплатил – и ладно. Зато у меня сегодня сахар есть, по десять франков за кусок. Может, хотите?
– Не хочу, – буркнул Клод. – Ничего у вас больше не попрошу.
– Попросите еще, – сказал сторож. – Месяца через два-три… Да что два-три, недели не пройдет, как вы и думать обо всем этом забудете.
– Не знаю, может, и так. А веревка все равно барахло.
Он подождал, пока сторож уйдет, и решился пустить в ход подтяжки. Они были совсем новые, сплетенные из кожи и резинки, и стоили ему двухнедельной экономии. На метр шестьдесят их, пожалуй, можно растянуть. Клод снова полез на кровать и крепко-накрепко прикрутил один конец к решетке. На другом конце он сделал петлю и просунул в нее голову. И снова бросился вниз. Подтяжки растянулись до предела, и Клод мягко приземлился под окном. Но в ту же секунду оконная решетка оторвалась от стены и с грохотом обрушилась ему на голову. В глазах у Клода сверкнули три звездочки.
– Во кайф! Как от «Мартеля», – сказал он.
Он съехал по стене на пол. В опухшей голове гудел дьявольский хор. Подтяжкам же ничего не сделалось.
9
Аббат Петижан гарцевал по тюремным коридорам в сопровождении сторожа. Они играли в белибердень. Доскакав до камеры Клода Леона, аббат поскользнулся на кучке, оставленной под ногами кошкой, и описал в воздухе полное сальто. Его сутана, изящно разлетевшаяся над крепкими ногами, так живо напомнила балет незабвенной Лои Фуллер, что сторож проникся к нему почтением и, пробегая мимо, тоже заголился из вежливости. Аббат звучно шлепнулся оземь, а сторож вскочил верхом ему на спину; аббат показал «чурики».
– Вы проиграли, – сказал сторож. – Придется вам платить за угощение.
Петижан скрепя сердце согласился.
– Только без глупостей, – предупредил сторож. – Пишите расписку.
– Я не могу писать лежа, – сказал аббат.
– Хорошо, я вас отпущу.
Но, едва встав на ноги, аббат разразился хохотом и бросился наутек. Поймать его не составило для сторожа большого труда, потому что на пути возвышалась крепкая стена.
– Вы мошенник, – сказал сторож. – А ну подписывайте бумагу!
– Может, договоримся? Я прощу вам грехи на две недели вперед.
– Фигушки, – сказал сторож.
– Ну, так и быть, – вздохнул аббат. – Давайте, чего там подписывать.
Из отрывного блокнота сторож выдрал листок с уже готовой распиской и сунул Петижану карандаш. Смирившись, аббат поставил свою подпись и вернулся к двери Клода Леона. Ключ вошел в скважину; замок проникся к ключу доверием, отомкнулся.
Сидя на кровати, Клод Леон предавался размышлениям. Солнечный луч врывался в камеру через отверстие, оставленное упавшей решеткой, пробегал по стенам и терялся где-то у параши.
– Здравствуйте,