полурык моей матери заставил воду в чаше на столе ходить кругами. Я попытался открыть глаза и повернуться на другой бок. Неужели она не знает, что мы не одни? Будем потом наблюдать недовольную морду Фелидеа весь вечер…
Очень хотелось спать и совершенно не было сил заставить себя пойти на занятия… Какой смысл в учебе, если все давно определила сама Природа? Как там говорится: «Рожденный ползать летать не может». Истина истин, почти так же, как рожденный сильным творить прекрасное не сможет, а значит не расписывать мне дома… Какая досада!
Я открыл глаза и уставился на свои руки. Они были крупными, с большими и широкими ладонями, в которых могла запросто поместиться небольшая тыква. Слава богу, шерсти хоть было не так много, как у Экъюдае – семейства Лошадиных, занимавшихся извозом!
Природа, прошу прощения, Великая Природа… Мать, издевающаяся над собственными детьми, хотя подобное существование и считается даром небес.
Оглянувшись вокруг, я отметил что «дар небес» включает в себя крепкую кровать и тумбочку из потемневшего от времени и пыли дерева и грубое постельное белье серого цвета из крапивы или льна, обработанных сотней способов, так и не повлиявших на их мягкость. Весь комплект белья на кровати состоял из простыни и наволочки, набитой изнутри перьями, листьями и соломой. Не очень-то удобно и мягко. В фельдшерском пункте и то получше будет.
На ощупь старое дерево, из которого была сделана вообще практически вся мебель в нашем доме, было ребристым и стертым в местах, где чаще всего оказывались конечности владельцев. Сколько, интересно, их было. Уж точно не так много, как хотелось бы каждому из нас…
Что-то в последнее время меня все чаще одолевали мысли о моем месте не то чтобы в мире, но хотя бы в нашем заповеднике. Через пару месяцев меня должны будут признать старшим, и тогда начнется новая взрослая жизнь. Если я удачно пройду тест, конечно. Финишная прямая в обучении одновременно и вселяла надежду, и пугала: ведь, может, есть крошечный шанс все изменить. Вот бы только дойти до теста и сдать его!
Я услышал тяжелую поступь в коридоре и вскочил с кровати с той скоростью, которой одарила меня моя сущность, пардон… Природа. Едва я успел встать в позу, говорящую о бурной деятельности по собиранию к завтраку, как отворилась тяжелая дверь, сделанная из железного полотна, местами деформировавшегося от старости и влаги, и в комнате показалась мать:
– Мне еще долго тебя звать? Быстро иди в комнату для омовений и за стол! Мартима давно помогает мне. А если ты опоздаешь на занятие – я лишу тебя ужина и заставлю сопровождать сестру вечером!
Я поморщился. Перспектива возиться с нашей любимой красавицей пугала меня гораздо больше, чем легкий голод, к которому с детства все из нас в некотором роде были приучены.
Я исподтишка кинул взгляд на мать. Как и все из нашего семейства Медвежьих, она была довольно крупной, под два метра ростом. Благодаря удачному стечению обстоятельств мы могли ходить прямо, изредка – опускаясь на четвереньки, и то, только для быстрых рывков и реакции при охоте, которой при этом не занимались. Все ее тело было покрыто тонким слоем бурой шерсти, немного вытертой в местах, наиболее часто задействованных при движении: ступнях, на ладонях, сгибах коленей и локтей. И, конечно же, лицо. Слава Великой Природе, оно тоже волосатым не было и вся «растительность» плавно начиналась от шеи вниз. Признаться, в целом, наше семейство смотрелось довольно внушительно, учитывая крупную кость и сильно развитую мускулатуру. И все равно в медвежьих, как и во всех других членах нашего общества, слишком отчетливо читалось людское прошлое, мы словно были их продолжением.
Огромная, густая копна бурых волос на голове у матери качнулась от плохо скрываемого раздражения. Там шерсть была значительно мягче и шелковистее, податливее, что позволяло заплести ее в две косы толщиной с руку, чуть ли не достигавших пола. Само лицо, сейчас крайне напряженное, было крупным, овальной формы, сужающимся книзу, а уши – слегка заостренными. От немного раскосых глаз расходились темные борозды, между которыми залегал внушительный нос. Губы были очень пухлыми и почти коричневого цвета. Слава Великой Природе, все наше семейство не отличалось часто встречаемой волосатостью. Это один из признаков, что нам достался от предков людей. Вообще, я пару раз видел человека на негласно запрещенных картинках, и мы были некоей извращенной его формой, но в целом морфология безошибочно угадывалась.
На фоне моих мыслей вновь послышалось рычание. Молчать дальше становилось опасно, поведение матери раздражало:
– Да встал я! Какой смысл в этих занятиях, если все и так определено? Не подводным плаванием же мне заниматься. Сама знаешь, что мне быть носильщиком, строителем либо охранником. Я же у нас не красавица блондинка, чтобы мне присматривали место в иерархии. Третий год хожу туда уже, надоело!
Последняя фраза вырвалась поневоле. Я сказал это вслух? Вот опять мои мысли озвучиваются не в то время и не в том месте…
Мать с раздражением посмотрела на меня, не скрывая неудовольствия. Ее всегда бесили мое желание чего-то иного