Вадим Смоленский

Записки гайдзина


Скачать книгу

известить жену о приеме гостя не было времени. Мы уселись за массивный стол и принялись изучать меню.

      – Самогонка нету! – сокрушенно вздохнул дедушка и зашелся хохотом. Собственные шутки приходились ему по вкусу.

      Отсмеявшись, он заказал две миски рамена. Подоспели они довольно скоро. Спутанные в клубок макароны нежились в темном соевом бульоне, а сверху на них благородно возлежали ломтики свинины.

      – Это как по-русски? – поинтересовался дедушка Сота.

      – «Свинина».

      – Нет! – протестующе воскликнул он, потом опять задрал голову и несколько секунд вспоминал. После чего наставительно поднял палец и сказал:

      – Это чушка!

      Я не возражал против чушки и принялся за еду. Дедушка одобрительно покивал моему владению палочками и весьма членораздельно произнес:

      – Порекомендуйте мне недорогую гостиницу.

      – Что?! – опешил я.

      – Нет-нет! – замахал руками дедушка, достал из кармана разговорник, нашел нужное выражение и поправился:

      – Приятного аппетита.

      Из дальнейшего разговора выяснилось, что Сота-сан уже несколько раз ездил в места своего пленения, где осталась могила его брата. Всякий раз он понемногу совершенствует свой русский по японским учебным пособиям. Поэтому теперь его русский состоит из двух слоев: в одном слое «капуста-картошка», «подъем» и «работай, сука», а в другом – «позвольте вас побеспокоить», «окажите такую любезность» и «приходите к нам еще». Слова из первого слоя он помнит очень хорошо, а из второго – часто путает.

      – Ничего не понимай, – пожаловался он мне. – Хочу снова военнопренный.

      И еще раз от души посмеялся собственной шутке.

* * *

      Дом оказался совсем рядом – далеко не бедный, с садом и гаражом. На шум двигателя выбежала классическая японская бабулька. Она усердно кланялась и лопотала приветствия. «Жена», – пояснил дедушка Сота и матюгнулся.

      Утихомирив двух цепных псов, которым я активно не нравился, хозяин запустил меня внутрь. В доме витал японский дух – деревянные столбы, портреты предков, синтоистский алтарь и керосиновая печка. На втором этаже располагался кабинет. Его атмосфера была несколько иной – ее создавали ряды разнокалиберных матрешек, лосиные рога под потолком и балалайка без струн. На книжной полке располагалось несколько фотоснимков: Сота-сан в гостях у русского семейства, Сота-сан у подножия памятника Ленину и он же – на фоне неказистого деревянного строения.

      – Гостиница, – разъяснил он мне. – Комсо-морьск.

      – Хорошая? – поинтересовался я.

      – Не-е-ет! – замахал он руками. – Пурохой. Грязный!

      – Что, блохи и вши?

      – Ха-ха-ха!… Бурохи и фуси… Нет. Очки!

      – Какие очки?

      – Туарет. Такой дыра. Как военнопренный, тоже одинаково.

      – Понятно. А еда хорошая?

      – Пурохой. Нефукусно. И поезд пурохой, и автобус тоже.

      – Так что, получается, там все плохо?

      – Да, фусе пурохо. Торько один хорошо.

      – Это что же?

      – Черобек.

*