назад они поссорились. Билл уехал на несколько часов к северному берегу. А когда вернулся, жены уже не было. Больше он о ней не слышал.
– Ясно. Кто ты, сынок?
– Зовут Филип Марлоу. Приехал из Лос-Анджелеса посмотреть участок. Передал Биллу Чессу записку от Кингсли. Когда Билл вел меня вокруг озера, мы спустились на пирс, что построили киношники. Стоим у перил, смотрим на воду и вдруг видим: из-под старого затопленного причала высовывается что-то, похожее на руку. Билл ухнул вниз тяжелый камень, и тело всплыло.
На лице Паттона не дрогнул ни один мускул.
– Послушайте, шериф, нам бы побыстрее туда поехать. Билл один и почти сбрендил.
– Виски у него есть?
– Совсем мало. У меня была с собой фляжка, но мы за разговорами почти все выпили.
Подойдя к столу, Паттон открыл ключом ящик, извлек три-четыре бутылки и по очереди поднес их к свету.
– Почти полная, – похлопал он по одной. – «Маунт Вернон». Это его оживит. Денег на виски для всяких крайних случаев округ мне не отпускает, так что приходится ухватывать то тут, то там. Сам я не пью. И никогда не мог понять, для чего люди накачиваются.
Он впихнул бутылку в левый карман брюк, запер ящик и поднял откидную доску в стойке. Когда мы выходили, он сунул за стекло дверей записку. Я ее прочел: «Вернусь через двадцать минут, а может, и нет».
– Надо съездить за доком Холлисом, – сказал он. – По дороге назад заберу вас. Это чья машина?
– Моя.
– Тогда трогайте за мной.
Он залез в полицейскую машину с сиреной, двумя прожекторами, двумя мигалками, красной с белым пожарной доской и еще новой сиреной воздушной тревоги. На заднем сиденье валялись три топора, два мотка толстой веревки и огнетушитель, к подножке были прикреплены запасные канистры для бензина и воды, а к задку – запасная шина. Из продранных сидений торчали грязные комки ваты, а облезлый лак верха покрывал толстый слой пыли. В правом нижнем углу ветрового стекла торчал белый лист с печатными буквами: «ИЗБИРАТЕЛИ, ВНИМАНИЕ! ПЕРЕИЗБЕРИТЕ ДЖИМА ПАТТОНА КОНСТЕБЛЕМ. ЕМУ УЖЕ ПОЗДНО УСТРАИВАТЬСЯ НА РАБОТУ».
Паттон развернул машину и, поднимая белый шлейф пыли, покатил по улице.
Остановился он у белого каркасного строения напротив автобусной станции, вошел внутрь и вскоре появился с каким-то человеком, забравшимся на заднее сиденье к топорам и веревке. Машина тронула назад, и я пристроился вслед. Некоторое время мы еле тащились по променаду – сквозь брючки, шорты, матроски, пестрые платочки, острые коленки и ярко-красные губы. За поселком машины вползли на пыльный холм и остановились у какой-то хибары. Паттон тихонько нажал на сирену. Дверь открыл парень в выгоревшем синем комбинезоне.
– Залезай, Энди. Дело.
Парень в комбинезоне угрюмо кивнул и нырнул обратно внутрь. Вышел он уже в мышиного цвета охотничьей шапочке, и Паттон подвинулся, освобождая место за рулем. Парень был лет тридцати, темный, гибкий и казался, как это обычно бывает с индейцами или полукровками, чуть недомытым и чуть недокормленным.
Пока мы ехали к Оленьему озерцу,