под душем, и вдруг заметила, как торчат красные плавки отца.
Сгущенное небо отошло назад, скрылось за сомкнувшимися розовыми горами, нахлынула тьма, пропахшая цветами и табаком, всплыл ритмичный скрип, Марина вспомнила тайные Надькины уроки…
Делая вид, что смотрит в щель, она косилась на плавки.
ОН торчал вверх, растягивая их своим скругленным концом, торчал, словно спрятанная в плавках морковь. Нагибаясь к Марине, отец неловко маскировал его, прижимая локтем. Он уже не смеялся, лицо поджалось, алые пятна играли на щеках.
Через минуту вентиль был закрыт, широкая махровая простыня с головы до ног накрыла Марину:
– Вытирайся быстро и дуй в комнату.
Фанерная дверка распахнулась, ослепив открывшимся миром, отцова ладонь шлепнула сзади:
– Быстро… я окачусь, приду щас…
Щурясь, Марина ступила на горячие кирпичи дорожки, дверца закрылась и послышался звук сдираемых плавок.
Вытираясь на ходу и путаясь в простыне, она взбежала на крыльцо, прошла в комнатенку. Новые трусики, белые носки с синей каемочкой и зеленое платьице с бретельками лежали комом на кровати. Отшвырнув простыню, Марина стала натягивать трусики и, случайно прикоснувшись к гениталиям, замерла.
«Так вот сожмешь ноги, представишь мужчину с женщиной… – всплыли слова Нади, – и так вот – раз, раз, раз… так здорово…»
Марина легла на кровать, согнула ноги в коленях и, поглаживая себя, закрыла глаза.
В перегретой комнате было душно, пахло краской и влажным постельным бельем. Сильно привернутое радио что-то строго рассказывало комариным голосом.
Представив дядю Володю с матерью, она стала сильно тереть свой пирожок, через пару минут ей стало очень, очень хорошо, сжав колени, она застонала, глядя в потолок, – белый, беспредельный и сладкий, добрый и родной, усыпляюще-успокаивающий…
– Через мост переедем и направо, – проговорила Марина, вынимая из расшитого бисером кошелька два металлических рубля.
Старичок, не оборачиваясь, кивнул, пролетел по мосту и лихо развернулся.
– Прямо, прямо, – продолжала Марина, держась за ручку двери.
Массивные серые дома кончились, показалось желтое двухэтажное здание ДК.
– Остановите здесь, пожалуйста…
Старичок затормозил, Марина протянула ему два рубля. Они звякнули в его украдкой протянутой руке.
– До свидания, – пробормотала Марина, открывая дверь и ставя ноги на грязный асфальт.
– До свидания, – непонимающе посмотрел он.
Дверца хлопнула, Марина с удовольствием вдохнула сырой мартовский воздух. Желтый ДК с пузатыми колоннами высился в десяти шагах.
В такую погоду он выглядел особенно жалко – на колоннах темнели потеки, облупившийся фриз напоминал что-то очень знакомое…
Марина поднялась по каменным ступенькам и потянула дверь за толстую пообтертую ручку – простую, примитивную, тупо-исполнительную в своей тоталитарной надежности…
В ту ночь она проснулась от нежных прикосновений.
Пьяный отец сидел на корточках рядом с кроватью и осторожно гладил ее живот.
Марина