равнине разрастался Васильевский хутор, где жили многие родственники и знакомые моего отца. Отец остался на Старых Промыслах рабочим-бурильщиком. Не хватало образованных специалистов, и отец стал учиться в вечернем техникуме. Помню, как он вечерами и ночью учил непонятные для меня синусы и косинусы, много делал чертежных работ и изучал какой-то иностранный язык. Когда я поинтересовался, что это за язык, отец объяснил мне, что это единый международный язык эсперанто. Всю свою жизнь отец посвятил бурению скважин до нефтяных пластов, которые залегали от малых глубин – 150–300 метров – до глубин 3000 метров и более.
Детство свое до определенного момента я помню отдельными отрывками, но почему-то хорошо запомнился момент, с которого я стал себя осознавать как человека. Мы жили в городке Иванова в квартире на втором этаже, было мне года четыре. Мама занималась стиркой, одновременно готовила обед, и ей надо было принести воды. Водопроводная колонка находилась во дворе, мама взяла ведро и пошла принести воды. Не помню, по какой причине я расплакался, наверное, не хотел, чтобы мама меня оставляла одного. Мама меня уговаривала, но я еще больше орал, сидя на верхней ступеньке спускавшейся вниз лестницы. Мама сердито сказала: «Ну и ори!» – и пошла вниз. Звякнуло ведро, хлопнула наружная дверь. Прекрасно помню, как что-то стукнуло в голову: «А чего я ору? Мама пошла принести воды, сейчас она придет. Она готовит обед, стирает, а я ей мешаю, вместо того, чтобы как-то помочь». Мне стало очень стыдно за свои крики, за свое поведение, я как-то сразу прозрел. Наверное, у каждого ребенка наступает в жизни такой момент, и его нельзя упускать родителям. Человек в этом возрасте, что тесто – что сделаешь, то и получится, а когда затвердеет, запечется, то переделывать его уже трудно.
У нас одно время жил мамин младший брат Шура. Он учился в третьем или четвертом классе, иногда меня брал в школу. Учительница разрешала мне присутствовать на уроках, но с условием, чтобы я сидел тихо и не мешал другим. Меня интересовало – как это люди читают, считают? Видимо, трудное это дело? Как бы освоить это самому, смогу ли я это освоить? Однако через некоторое время я начал понимать цифры и буквы, но особенно большую гордость я испытал, когда стал, пусть и по буквам, но читать слова.
В школу я пошел учиться с большим желанием, но ожидания мои не оправдались. Сентябрь месяц, за окном солнечная погода, а учительница заставляет писать в тетрадках палочки, на больших классных счетах откладывать костяшки по одной… Это было явно не по мне, я уже мог считать и писать! Примерно через неделю занятий решил я больше в школу не ходить, пока остальные не подравняются со мной в знаниях. Ушел с уроков домой, чтобы заняться чем-нибудь другим. Но как отнесется к этому мама? Что ей сказать в оправдание? Ладно, что-нибудь придумаю. В этот момент мне почему-то стало грустно. Пришел домой и, не поднимаясь на второй этаж, снизу кричу:
– Мама, в школу я больше не пойду!
– Что случилось, сын, почему не пойдешь?
– Да я… Там мальчишки дерутся…
Стою,