расплавившегося металла свисали вниз, закрутившись, как бигуди на голове жены агронома Настасьи.
Из кабины, вернее, ее остатков, торчал оплавившийся двигатель, похожий на комок застывшего теста.
Кажется, там находилось что-то еще, но баба Нюра, как ни присматривалась, не могла разглядеть. Зрение-то ведь уже не то.
Вот раньше она с другого конца поля могла разобрать, кто едет – бригадир или председатель.
Обгоревшие и оплавившиеся обода колес въехали в землю. Над кабиной возвышался остов согнутого рулевого колеса, похожего на увядшую, клонящуюся к земле ромашку.
Длинный фургон-полуприцеп тоже сильно пострадал. Видно, его тонкие стенки сразу не выдержали пламени и сложились, как карточный домик. Так они и спеклись грудой, будто пирог у неумехи Натальи, живущей на другом конце деревни.
Чем ближе к машине, тем вонь и гарь становились невыносимее. Баба Нюра, закрыв уголком платочка рот и нос, несмело двинулась вперед. Очень уж ее разбирало старушечье любопытство – что это там в кабине грудой лежит?
Ее не пугали ни вонь, ни то, что сгоревшая машина еще местами дымилась, ни просевший грунт.
«Неужто такая гроза вчера была? – думала она. – Что-то я не припоминаю… Ан нет, погоди-ка… А вечерочком-то… Совсем память потеряла, старая. Видно, была гроза-то. Я Маньку доить вела, а за лесом два раза гром грохотнул. Только вот молнию я не видела, да и небо вроде ясное оставалось… Так то над избой моей, а что там, за лесом, творилось, кто знает. Может, и гроза».
Баба Нюра подошла поближе, опираясь на палку, и остановилась на краю обгоревшей травы.
Поясницу после долгого хождения по лесу начинало потихоньку ломить, и старуха стояла, склонившись больше обычного.
Взгляд ее упал на какие-то темные пятна, которые вели от машины в лес.
Не веря своим глазам, баба Нюра наклонилась и пальцем притронулась к пятну. Солидол, что ли, али масло какое?
Нет, не похоже на масло. Подслеповато щурясь, старуха поднесла к глазам испачканный чем-то темным палец и обмерла. Да это же кровь!
В страхе она снова начала оглядываться по сторонам. Неужто зарезали кого?
– Ох ты, батюшки.
Старуха отступила в сторону и, наклонившись еще раз, вытерла палец о чистую траву. Надо бы поскорее вернуться в деревню, рассказать людям, что видела. Но прежде…
Любопытство все-таки пересилило, и баба Нюра двинулась ближе к машине.
В нескольких метрах от обгорелого остова кабины она остановилась и стала приглядываться.
Чуть дальше, под просевшими обугленными колесами, она увидела что-то круглое и закопченное.
Эта штуковина напоминала бидон вроде тех, в которые доярки на колхозной ферме молоко разливают, а потом возчик Федот на своей хромой кобыле возит.
Но не бидон привлек внимание бабы Нюры. Разобрав наконец, что находится в кабине, она охнула и снова перекрестилась.
Повернувшись набок, словно глядя в глаза старухи, на нее скалился череп с пустыми глазницами, такой же обгорелый и закопченный, как то, что раньше называлось