лет берёг, и вот оно наконец – пригодилось! Так что не пятьдесят – тут я перебрал, а тридцать?!» – Я снова нахмурился. – «Ну хорошо, двадцать: меньше уж никак не могу, нельзя.» – «А посмотреть можно?» – «Так двадцать?» – «Нет.» – Я всё ещё изображал мрачность. – «Ладно, давайте закончим на пятнадцати. Разве мои труды не заслуживают хотя бы такой мизерной суммы? Но, конечно, вы должны будете мне показать ведомость с зарплатой.» – Я поднялся и зевнул, делая вид, что всё это меня больше не интересует, и торг может завершиться. – «Вы уходите?» – Я заметил что-то вроде паники и кивнул согласно головой, и только после этого он стал снова маленьким ничтожным старикашкой, каким и был с самого начала. – «Так сколько вы можете дать?!» – Я мысленно покопался в своих карманах и наконец вспомнил о долларовой бумажке, на всякий случай спрятанной в укромном месте в куртке. Приходилось выбирать, но с этим скрягой нельзя было, видимо, по-другому, и я решился. – «Пятьдесят долларов. Я дам вам за всё пятьдесят долларов, и не думайте, что это мало: за всё – вместе взятое – я получу больше раз в пятнадцать или двадцать: за несколько месяцев тяжёлого труда. Кроме того, я дам вам их сейчас же: после того, естественно, как увижу материалы.» – «Ну хотя бы сто?..» – «Знаете, мне это надоело. И ста у меня просто нет.» – «А пятьдесят точно есть?» – «Точно, точно…» – «Покажите.» – Это возмутило меня, но я дисциплинированно полез за подкладку и нащупал там сложенную бумажку, и потом осторожно вытащил её через далёкий разрез. – «Видите? Вот пятьдесят, и вот водяные знаки, так что всё честно.» – Я отдал бумажку ему, и он бережно поднёс её к свету. – «Видите – полоска? И что на ней написано?» – Он согласно закивал, и потом отдал мне банкноту и подошёл к секретеру. Копался он недолго, сначала он выложил посторонние бумаги, а уже из-под них вытянул связанную пачку, толстую внизу и сужающуюся вверх пирамидой. Лишнее он запихнул в секретер, и поднёс на вытянутых лапках пачку ко мне. – «Вот они, все здесь: журналы за последние три года, дневники – за последние два, и тетради – разные. И есть ещё кое-что – но уже за отдельную плату.» – «Мы же вроде договорились?..» – «На материалы – да. Но это не материалы, это мои личные воспоминания, долгими днями, знаете ли, корпел, так что здесь уже – плод моих личных трудов.» – «И сколько вы за них хотите?» – «Ну хотя бы… десяточку, в долларах, разумеется.» – «На десять долларов я вряд ли наберу… Ладно, покажите, что у вас есть.» – Теперь уже он вынужден был пойти мне навстречу, и как ему не жалко было расставаться с бумагами, он наконец развязал пачку и разложил запасы рядом друг с другом: отдельно журналы, дневники и тетради; пока он их раскладывал, поднялось настоящее облако пыли, и мы оба расчихались. На самом верху лежала тонкая тетрадь, и разложив остальное, он взял её и раскрыл на первой странице и потом громко начал читать вслух. – «Воспоминания педагога. Часть третья. Р. Я ведь, знаете ли, когда-то тоже пописывал, не без этого, но вот – не получилось, и воспоминания – наверно, самое ценное, что у меня
