а то и группа. Или даже две из них, со смещением сплетавшиеся между собой. Встречались и те, кто понимал ощущения Мартина по поводу площади Согласия, и говорили, что обелиск похож на застывший в камне момент, когда капля падает с высоты в воду, и образует такой же вытянутый хвост, над которым внимательный и быстрый глаз часто способен увидеть каплю поменьше, – при этих словах Мартин вздрогнул. Оценили и его пассаж о Сакре-Кёр, дополнив его тем, что только неовизантийский стиль и подходил: где, как не в Византии, расположенной на стыке культур, знали цену языкам и символам, а купол-котёл обещал равномерное переваривание семиотических ингредиентов.
А иногда эти рассказы касались не непосредственно географии и топографии, но также и городских легенд. Например, один нормандец, работавший сторожем на Трокадеро, клялся и божился, что уже не в первый раз видит на Йенском мосту одну из, как понял Мартин, dames blanches19, и был уверен, что это именно она, белая дама, а не какая-то непоседливая богачка, поскольку по всем канонам легенды была, для начала, в белом или тёмном, но отливавшем под Луной серебром, при этом, в качестве обязательного условия, стояла на мосту, и вдобавок ко всему не убегала или сдавалась на милость, а поджидала, когда он подойдёт, и приглашала на танец, дивно хохоча. Вот только одно не сходилось, говорили новоявленному мастеру логики: на статного молодого красавца, как того требовало сказание, он ни разу не походил. После чего, разумеется, чокались и замиривались – драться сил не было. Не было сил и спорить насчёт того, возможно ли на французской земле увидеть героев зарубежных преданий, в частности британских: ещё один временно трудоустроенный на Выставке и работавший там декоратором по гипсу будто бы видел, как на крыше беснуется – так зовут его на родине – Spring-Heeled Jack20, да не один. А упреждая вопрос, откуда ему про таких персонажей знать, то ответил, что-де он и не ведал, но, поскольку трудился он над британскими павильонами, то как-то раз после смены разговорился с английским прорабом, понимавшим по-французски, а тот, услыхав описание чёрта, и предположил, что это не кто иной, как старый злой Джек-пружины-на-пятках с гастролями.
И стоит ли упоминать все свежеиспечённые мифы, кажется, замешиваемые прямо на месте и тут же румянившиеся от жара дискуссий, о самодвижущихся аэростатах, одним лишь чудом и слепым провидением едва втискивавшихся в выставочные площади? О том, как они крадут и пожирают облака. О том, как они, изгоняемые острыми шпилями церквей, вынуждены скрываться где-то за зажравшимся шестнадцатым округом. О том, как иногда они тянут к земле тонкие и длинные хоботки, с помощью которых отрыгивают что-то на землю – возможно даже, что тех, кто захотел на них полетать, собрав гроши по углам протёртых карманов, но не вернулся вечером в свои соломенные постели. О том, как в стаде этих белых барашков завелись чёрные овцы. О том, что они всегда за всеми наблюдают сотней глаз – и спорят с той сотней, что уже имеет город в виде циферблатов. И на этих словах Мартина объял