плечами Галька.
В коридоре тем временем возникло оживление из-за пожилой медсестры, которая по порядку обходила все палаты. «На ужин зовут, айда?» – позвала меня Галька, и мы побежали в столовку, куда уже сходились девчонки со всего этажа. Кушать не особо хотелось, но отстояв за компанию с Галькой в быстро увеличивавшейся очереди, я тоже получила порцию пшенной каши. Водянистость каши с лихвой компенсировалась густотой киселя странноватого сиреневого оттенка. Мы уселись за свободный столик и стали есть, то есть Галька начала энергично отправлять пшенку себе в рот, а я – лениво водить ложкой по тарелке и разглядывать окрестности. Через пару столов от нас обнаружилась наша соседка по палате, которую Галька обозвала Алкой-задавалкой, она сидела в обществе совсем больших девчонок. Те что-то оживленно обсуждали, а Алка умудрялась громко хихикать, несмотря на набитый кашей рот. Галька, проследив направление моего взгляда, подпихнула меня локтем в бок: «Алка подхалимничает. Только они ее все равно в свою компанию не берут. А у нас в палате она из себя взрослую строит, важничает». Я тут же вспомнила, как Алка посматривала на меня, делая вид, что читает книжку. Наверное, ей очень хотелось завести подруг, но с нами, малявками, ей было водиться зазорно. И все же Галька была права, что-то не клеилось у нее со взрослыми девчонками. Алка продолжала натужно смеяться, но не похоже было, чтобы ее соседки обращали на нее хоть какое-нибудь внимание. «А Алке когда будут вырезать гланды?» – спросила я. «Она гайморитчица, им ничего не режут, только процедуры какие-то», – опять просветила меня Галька, уже покончившая с кашей. С киселем она тоже быстро расправилась, и поскольку я так и не решилась приступить к своей порции, мы пошли назад в палату, где и провели остаток вечера, травя анекдоты. Точнее, Галька рассказывала, она их уйму откуда-то знала, а мне оставалось хихикать. Смешно было по-настоящему, притворяться не пришлось.
Когда на улице совсем стемнело, пришла уже знакомая мне медсестра и посадила Вальку с Ксюшей на горшок. Они с успехом выполнили свою важную задачу, и медсестра послала нас с Галькой мыть их горшки. Мытье горшков производилось хитрым аппаратом в приснопамятном туалете. Разобравшись с поручением, мы вернулись в палату, где к тому времени был выключен свет. Нянечка загнала в постель Алку, цыкнула на нас с Галькой, чтобы мы не шептались, и закрыла за собой дверь.
Я тихо лежала на своей скрипучей койке. Из-под двери пробивался коридорный свет, издалека слышались окрики медперсонала, разгонявшего по палатам особо неукротимых пациентов. Мне было хорошо. Где-то в глубинах души пробудился горячий источник, его чистые воды успокоили и обогрели меня. Обрывки мыслей, постепенно замедляясь, вальсировали в голове. Странное дело: ни привычные переживания о потере Нины Ивановны, ни ненависть к ГАИ, ни даже боязнь операции нисколько не задевали меня. Воспоминания, еще вчера безжалостно кусавшие меня, отдалились, словно они были о чьей-то чужой жизни. Желание насолить ГАИ сменилось полным равнодушием. А