её опасениям) спросить у начальства, куда это оно собралось в три часа ночи.
Спустя ещё минуту Пулен, уже верхом, и со вторым конём в поводу, подъехал к её двери.
Прикрываясь, по возможности, туловищем коня, она, собравшись с духом и силами (вот чего, к счастью, не занимать этому телу – тьфу-тьфу – так это сил!), забралась в седло.
Ох, какое неудобное, она привыкла не к такому, а к современному. Впрочем, не будем врать самой себе – ездила верхом она в жизни всего два раза. За это время к седлу не привыкнешь! Да и не в таком она сейчас положении, чтобы капризничать.
Когда они с Пуленом подъехали к воротам, он уже был проинструктирован, и грозно потребовал, чтобы всё делалось побыстрей, и оставил за себя старшим сильно растерянного сержанта. Караульные и сам оставленный «за главного» если и были удивлены, или что-то заподозрили, прекословить и спрашивать что-либо всё равно не посмели.
На этом и строился её расчёт – на субординации. То есть, начальник всегда прав.
В случае, если начальник не прав, действуй по Правилу – начальник всегда прав.
Конечно, неторопливо проезжая под аркой подъёмного моста и через ворота, она чувствовала на себе подозрительные взгляды и порадовалась, что умеет хотя бы правильно сидеть на лошади. Осанкой она – практически мужчина. С бородкой и усами её явно не узнали. В завершение маскарада, выехав за ворота и проехав мост, она смачно сплюнула, ещё и почесав зад. Ощущала она себя… актрисой.
Ворота со скрежетом и скрипом, достойным целой миски жира, закрылись.
Может, это было как-то символично, но именно в этот момент на колокольне какой-то соседней церкви пробило три часа.
Она, слушая, как за ними поднимают мост и опускают тяжёлую толстую железную решётку, подивилась – неужели всё позади? Неужели то, что она, Ирина из двадцать первого века, задумала, сидя на гнилой соломе в затхлом подземельи, осуществилось?!
Э-э, нет, радоваться рано. Позади только первый, хотя, возможно, и самый трудный, этап её полного спасения. Работы много.
Приблизившись к Пулену, она тихо сказала:
– Едем шагом. Направление – Париж.
10
Шагом, конечно, они ехали недолго. Когда дорога, идущая вдоль рва замка, углубилась в лес достаточно далеко, и громада нависающих чёрных стен осталась позади на достаточном расстоянии, чтобы стук копыт не был слышен в тишине летней ночи, они перевели коней на рысь, а затем и в галоп. Лошади выглядели вполне здоровыми и ухоженными, поэтому они практически не сбавляли хода вплоть до самых ворот Курбевуа.
Эта поездка навсегда запомнится ей.
Они ехали на юго-восток, проносясь сквозь застывший в предрассветном молчании таинственный лес, и только топот копыт нарушал какую-то особенную, густую, как патока, тишину. И – удивительное дело. Она ощущала себя не Ириной из далёкого будущего, а Катариной-Изабеллой, Катариной из этой реальности, этого мира! Словно стены чёрного замка-тюрьмы отрезали навсегда её прошлое, её ту жизнь…
Впрочем, разве это и не к лучшему? Пора вживаться,