провожали спешивших всадников равнодушными взглядами, и занимались дальше своими делами.
Одежда крестьян вполне соответствовала эпохе: рубахи, безрукавки, мешковатые штаны до колен, и чулки. Почти у всех на ногах были массивные бесформенные туфли – очевидно, сабо. Некоторые, особенно дети, ходили просто босиком. Женщины, попадавшиеся на пути, все сплошь одеты одинаково, словно это они служили в армии: чепец на голове, облегающий корсаж до пояса, и пышноскладчатая юбка до земли.
Неудобство такого наряда она вполне успела оценить. Нет уж. Пока необходимо быстро передвигаться, она лучше побудет мужчиной. У них и сёдла удобней – можно ноги вдевать в стремена.
Рассматривать получше этих спокойных, занимающихся своими делами людей ей, однако, было не совсем сподручно: на той скорости, которую они поддерживали, всё вокруг подскакивало, едкий пот заливал глаза, каска всё норовила съехать на глаза, и вытереться было нельзя – а то плакали её усы и борода.
Оставалось лишь утирать лоб, да отдуваться – она, конечно, ездила на коне, но лёгкая прогулка на смирной отдрессированной кобылке не шла ни в какое сравнение с тем землетрясением, что содрогалось сейчас под ней, остро воняя потом и сердито всхрапывая.
Пропотела она в своём камзоле так, что с нижней рубахи пот можно было, похоже, выжимать. Ну (конечно, это дело вкуса), пахло от неё всё же получше, чем от жеребца. Однако грех на него жаловаться – это именно его стараниями она сейчас отдалялась от своей тюрьмы, и нависающего меча угрозы жестокой казни. Так что к концу пути она прониклась к своему коню благодарностью и уважением – он, как настоящий дисциплинированный воин, безропотно и быстро мчал её к её цели.
Спустя два часа бешенной скачки Пулен так и не вспотел, и в седле сидел всё так же уверенно и грамотно. Похоже, бессонная ночь и гипноз никак не сказались на его профессиональных навыках. Она же довольно сильно измоталась и запыхалась. Но – она продержится!
Она спросила, Пулен ответил – они добрались, и проезжали через предместье Эрбле.
Справа заблестела под лучами взошедшего солнца, Сена. За ней зелёным монолитом стоял лес Сен-Жермен. В Безоне они перешли на шаг, чтобы несколько отдышаться самим и успокоить лошадей. Пыль больше не летела из-под копыт. Людей, по-прежнему крестьян, встречалось теперь гораздо больше, и неудивительно – самое время было везти на рынки дары полей. Многие тащили здоровые тюки со всякой зеленью прямо на плечах, иногда попадались и телеги, нагружённые всё теми же продуктами. Она не рассматривала специально, но были там в основном фрукты, зелень, и мешки овощей.
Собственно говоря, что же там ещё могло быть в конце лета – большому городу нужно много продуктов, свежих и спелых!..
Ближе к стенам, с видневшимися в них воротами, им пришлось расталкивать и окриками разгонять толпу, чтобы проехать.
Перебравшись по длинному мосту через Сену (с Волгой, конечно, не сравнить!), они подъехали, наконец, вплотную к высоким Парижским стенам.
Надо же… А ведь их, похоже, действительно