согласно хмыкал.
Первые четыре дня пути прошли без происшествий. Часть каравана свернула и скрылась за городскими воротами городов Маларга и Палларга. Но оттуда навстречу каравану вышли несколько купцов. Произошел краткий, но ожесточенный торг и караван принял в себя товары этих двух городов. Подобного Каум не просчитывал, но неожиданность была приятной и прибыльной.
Солнце пятого дня уже начало припекать, когда десятки рук потянулись вправо, указывая на что-то далеко в поле. Это старые торговцы обучали своих сыновей, племянников, младших братьев, а иной раз и внуков распознавать знаки.
Далеко от дороги прямо во чистом поле стоял невысокий шест с белым бычьим черепом, притороченным сверху. Рога быка были натерты до блеска. Сильный ветер, носившийся по равнине, слегка покачивал череп и, казалось, что он то согласно кивает путникам, то отрицательно качает головой.
Каум отцепил от пояса рожок и длинно задудел в него. Из головы колонны ему ответил точно такой же рожок. Караван несколько замедлил шаг и стал толстеть, занимая полностью весь тракт. Послышался топот копыт и тяжелая поступь груххских лап – отряд воинов выдвинулся вперед.
– Что случилось, Каум? – подъехал встревоженный Илло.
– Ничего не случилось.
– Там переполох.
– Этот переполох для того, чтобы ничего не случилось. – Холкун отвернулся от товарища и обратился к Сате: – Скачи к Варогону, скажи ему, пусть проверяет каждую рощицу, каждый куст задолго до подхода каравана. Знаю, Желтый Бык любит наблюдать оттуда.
Солнце еще не перевалило зенит, когда волнение прошло по телу каравана. «Смотри, смотри!», неслось со всех сторон. «Не уловят! Быстрый, чума его пробери!»
По полю мчался одинокий всадник. За ним несколько караванных стражей.
– Каум, останови их. Он ведет их в ловушку. Останови сейчас же! – закричал холкуну кто-то из каравана.
– Варогон, останови их, – тут же приказал он. Взревела труба, и преследователи отстали.
– Каум, – подъехал Илло, – пора тебе становиться в голову. – По его встревоженному виду конубл понял, что произошло нечто необычное. – Погляди сам, – понял его немой вопросительный взгляд пасмас.
Грухх холкуна побежал в голову каравана.
Каум обомлел, когда из-за спин солдат, столпившихся впереди, разглядел армию разбойников, которая медленно выезжала, словно бы из-под земли и перекрывала дорогу колонне. Их было не менее трех тысяч. Впереди восседал сам Желтый Бык в шлеме-бычьем-черепе на голове. Он, сгорбившись, лениво, сидел на большом груххе, поигрывая палицей, и смотрел на Каума (так, во всяком случае, последнему казалось).
Сердце екнуло в груди у холкуна. Ранее он ввязывался в небольшие предприятия, а потому и спрос с него был малый, теперь же он, сам того не подозревая, ввязался не просто в торговлю, но в политику. Трагизм его положения состоял в том, что он был торговцем, но не политиком. И все, кто был с ним, также были торговцами – мелкими торговцами – но не политиками.
– Что будем делать, братец? – с дрожью