не смог бы её любить. Но что дальше? Пройдёт двадцать пять – тридцать лет, – совсем немного по лиррийским меркам! – и ты превратишься дряхлеющего старца. Из свежего яблока можно получить много сока, но из засушенного не получишь ни капли. А Мэйлинн едва-едва подойдёт к своему расцвету. И что прикажешь ей делать? Кормить тебя с ложечки и выносить судно по утрам? Ты готов обречь свою любимую на это?
Бин вновь уткнулся лицом в колени. Было видно, что каждое слово Кола доставляет ему невыносимую муку.
– Кроме того, подумай ещё вот о чём. За всю историю нашего мира не было ни одного случая союза лирры и человека. Ты можешь себе представить, как отнесутся к нему люди, и, особенно, как отнесутся к нему лирры? Вы станете изгоями, чужими для всех. А ваши дети?.. Жалкие полукровки, у которых не будет друзей, у которых не будет дедушки и бабушки, которые бы нянчили их на коленях… У этих детей не будет будущего…
– Хватит, я понял… – глухо прорыдал Бин.
– Вот и славно. Держи это в своей голове, как я держу в своей – и всё будет в порядке! В отличие от меня, у тебя ещё вся жизнь впереди, друг мой Бин! Радуйся хотя бы этому!
Снова воцарилось молчание, нарушаемое лишь редкими всхлипываниями Бина. Кол же сидел, тяжело и сурово глядя куда-то вдаль. Близкие друзья, возможно, заметили бы, как ему сейчас больно, но Бин пока ещё не был таковым, поэтому он лишь в очередной раз дивился этому ледяному спокойствию.
– Спасибо, друг, – проникновенно произнёс Бин, утирая лицо. – И прости меня ещё раз!
– Я не держу на тебя сердца, друг! И я очень рад, что мы всё выяснили сейчас, а не затаили ненависть друг к другу. Ну что – пойдём обмоемся, что ли? Надеюсь, Мэйлинн ничего не заметит.
Когда они вернулись в лагерь, лирра спала так же сладко, как и при их уходе. Бин и Кол легли на траву неподалёку от неё.
– А ты заметил, что на этой поляне совсем нет комаров? – спросил Кол, не открывая глаз.
– Я заметил, что в лесу их навалом! – проворчал, почёсываясь, Бин.
– Не иначе – опять наша подружка постаралась! – усмехнулся Кол.
– Не иначе, – засыпая, пробормотал Бин.
Глава 13. «Два петуха»
Бин проснулся. Его разбудили странные звуки. Рядом кто-то возился и стонал. Причём стонала, однозначно, Мэйлинн. Резко повернув голову, Бин увидел лежащую на земле, извивающуюся лирру и навалившегося на неё Кола. Мгновение – и Бин уже оказался на ногах. Вжикнула сталь, высвобождаемая из ножен – в третий раз он о кинжале не забудет! Нет, только не в этот раз!
– Ах ты, животное! – взревел Бин, кидаясь к Колу.
Он уже замахнулся кинжалом, готовый бить без жалости и промедления, как вдруг Кол повернул к нему искажённое от боли и напряжение лицо, и выдавил:
– Помоги!..
На секунду Бин опешил, и этой секунды хватило, чтобы увидеть ситуацию более трезво. То, что он принял за изнасилование, на поверку оказалось экстренной помощью. Хрупкое тело лирры били и ломали жестокие судороги. Её гнуло дугой, било о землю всеми конечностями. Из горла неслись сдавленные