которыми снабжал семью Дмитрий Евгеньевич, она теперь охотилась. Так что Кире пришлось сказать отцу, чтобы он оставлял зарплату при себе. Сама ездила к нему на дачу каждые выходные, брала понемногу, не больше, чем на неделю.
За мать Кира переживала страшно. Но все, что могла – получше прятать от нее «штрейкбрехерские сребреники» и отбивать предпринимаемые время от времени попытки завладеть ими в лобовой атаке или в результате хитроумной операции с прорывами по флангам и отвлекающими маневрами. Софья Андреевна сохраняла боевитость, даже круглосуточно пребывая подшофе. Говорить с Кирой об отце отказывалась напрочь, зато откровенничала с классово близкой дворничихой Зойкой, задушевной своей собутыльницей.
– Связался со швалью. Помогать страну дербанить. Советская власть дала ему профессию, а он пошел в услужение к тем, кто ее погубил. Может, его капитализм развратил… Хотя какой в Африке капитализм? Нет, он и раньше такой был! Без идейного стержня…
Мать жила в несуществующем мире – и, судя по всему, так было всегда. Наверняка понимал это и отец. Не потому ли так надолго сбежал в Африку? Хотя там ему пришлось несладко: над глазом шрам, на теле несколько заживших дырок… Да и замкнулся наглухо – ни друзей, ни увлечений. Хотя дачу привел в порядок: дом обложил кирпичом, проложил водопровод, даже теплый туалет сделал. И участок обустроил: теперь вместо бурьяна там растет картофель, огурцы, помидоры, яблони и груши…
Но вызволить Софью Андреевну из ее мрачных иллюзий ни дочь, ни муж были не в силах. Любая попытка устроить семейный вечер или просто поговорить по душам проваливалась, заканчиваясь марксистской анафемой отступникам, продавшим великий СССР.
Она сгорела быстро. К тому времени, как Кира оканчивала первый курс в Финансовой академии – бывшем институте народного хозяйства, пила уже ежедневно, распродавая из дома все, что попадалось под руку – книги, мебель, посуду, даже африканские сувениры. Аккурат на совершеннолетие дочери, в ее день рождения, возвращалась средь бела дня домой от магазина и угодила под «Мерседес» классового врага. Смерть была мгновенной. Зоя потом любила удивляться, что бутылка, которую несла из магазина Софья Андреевна, осталась цела и невредима.
– Сама, значит, насмерть, а бутылка целехонька, вот чудеса!
Зойкино представление о чуде ввергало Киру в отчаяние. Что и говорить, не таких чудес ждала от жизни чуткая начитанная девушка.
Как многие до нее, Кира была уверена, что никогда не привыкнет к равнодушному холоду пустой квартиры, бьющему в лицо, едва только она открывала дверь. Но так же, как многие, привыкла.
Вот и сейчас девушка, отперев дверь, немного постояла в коридорчике, не включая свет и прислушиваясь к мерному тиканью будильника в бывшей маминой комнате. Вздохнула. Скинула старенькие босоножки на танкетке. Прошла в комнату, подхватила лежащий на журнальном столике пульт от телевизора, перемотанный изолентой. Потыкала в кнопки.
– …итак, вам выпал сектор «Приз»! Что