— и на нашей планете так бы и не появились позвоночные. И, возможно, мы, и наши предки, и все родственные нам формы жизни ходили бы на семи парах ног и жили в кремниевых раковинах.
Итак, мне не составило бы особого труда — если бы я захотел — придумать цепочку случайностей и вероятностей, которая привела бы к развитию скелета, основанного не на гибком позвоночнике, а на жестком каркасе. На самом деле ромбовидная форма скелета допускает большое разнообразие биологических видов: так, в придуманном мной мире есть большая морская птица с двумя ногами-веслами по бокам и двумя длинными крыльями, впереди и сзади, которые она поднимает и использует как паруса. Она может и мчаться по ветру, и лавировать, а ноги обеспечивают ей маневренность и скорость. И если дать себе труд, можно придумать еще великое множество вариаций на тему ромбовидного скелета. Все эти вариации обитают в фазовом пространстве — где-то в чаще леса.
Кроме того, не все живые существа в этом выдуманном мире имеют ромбовидные скелеты — точно так же, как и в нашем мире обитают не только позвоночные. В том мире позвоночные тоже есть — например, змеи, о которых я еще скажу позже.
Но вернемся к основному разумному населению этого мира — к существам на колесах. Чтобы они достигли необходимого уровня мыслительного и технологического развития, нужно, чтобы им было чем держать инструменты: какой-то эквивалент отстоящего большого пальца. Но как быть, если все четыре конечности заняты передвижением? Готовое решение этой проблемы обнаруживается в животном царстве нашей планеты: кончик слоновьего хобота. Он мускулистый и сильный, он пронизан нервными окончаниями, он почти бесконечно гибкий и чувствительный. Вот и отлично: пусть у наших колесных созданий будут хоботы!
И тут наконец всплыла та самая мысль, о которой я уже упоминал. Всю дорогу она маячила где-то рядом и дразнила меня, но никак не давалась в руки. Но стоило подумать про хоботы, как эта идея вспыхнула всеми красками прямо у меня перед глазами — да так, что отмахнуться от нее я уже не мог.
Идея эта связана с тем, о чем я толкую с самого начала, — с разницей между тропой и лесом. Придумывать таких существ — хорошее развлечение для прогулки с сыном по берегу озера в Словении, но какое отношение они имели к истории, которую я писал? В чем смысл? Добавят ли эти колеса к истории нечто важное или останутся чисто декоративным элементом? Иными словами, останутся ли они частью леса или смогут стать частью тропы?
Разумеется, они должны были стать частью тропы, иначе я не стал бы тратить на них время! Образно говоря, колеса должны были как-то двигать историю. История должна была как-то зависеть от колес. Напомню: если колеса остаются просто живописной подробностью, всего лишь частью леса, читатель откладывает книгу.
Мулефа. Модель Эрика Дюбуа
Итак: одна из важных тем истории, заданная с самого начала, — тема загадочной субстанции, которую я назвал Пылью (с большой буквы «П»). Мэри