потом сказал «Йа, йа», встал и ушел.
В каюте было не очень интересно и пахло плесенью, так что через некоторое время я тоже встал и вышел на палубу. Там было море – со всех сторон. От этого я поначалу сник, как тогда, когда в первый раз оказался в степи в мире скотоводов. Но к этому быстро привыкаешь. Моряки лазали туда-сюда по растопырившимся надо мной мачтам. Они боролись с огромными черными драными парусами и, кажется, хотели поднять еще несколько. Гнилые канаты постоянно лопались. Тогда слышались огорченные тарабарские слова, а потом моряки чинили их и продолжали свое дело. Получалось, что поднять новые паруса – затея небыстрая.
Голландец стоял, сунув руки в карманы, и смотрел на причину переполоха. Это был другой корабль, настоящий красавец, на полпути между нами и горизонтом. Был этот корабль будто стрела, будто птица, – будто что-то прекрасное и стремительное. Я увидел его и невольно ахнул. Он шел под огромными парусами, белыми-белыми, словно лебедь. Но когда я пригляделся, то увидел, что среди этих парусов кто-то мельтешит. Вскоре появилось еще много белых парусов, одни поверх прежних, другие еще выше, и вот их стало так много, что стало страшно, как бы корабль не опрокинулся – просто потому, что верх перевесит низ. И тут белый корабль развернулся и, слегка покачиваясь, будто бегущая барышня, скрылся за горизонтом. А мы так и не успели поднять паруса.
Голландец тяжко вздохнул:
– Они всегда бегут от нас. Думают, мы приносим несчастье.
– А что, правда?.. – Я немного испугался за себя.
– Лишь самим себе, – снова вздохнул он. И еще что-то добавил по-тарабарски.
Обезьяны на мачтах бросили возиться с парусами и слезли обратно на палубу.
Я решил, что теперь им уже точно пора подумать о завтраке. Я не ел со вчерашнего обеда и умирал с голоду. Ну то есть, наверное, скиталец не может по-настоящему умереть с голоду, но можно выразиться иначе: желудок этого правила не знает, и в животе у меня урчало. Но время шло, а о еде никто не заговаривал. Обезьяны или просто лежали, или вырезали деревянные кубики, или чинили канаты. Голландец расхаживал по палубе туда-сюда. В конце концов я совсем потерял терпение и задал ему прямой вопрос.
Он остановился и печально посмотрел на меня:
– Пища? Мы отказались от нее давным-давно. У нас нет нужды в пище. Граничные скитальцы не умирают.
– Это я знаю, – ответил я. – Но от еды становится гораздо уютнее. Посмотрите на себя. Вы же как ходячие скелеты.
– И то верно, – вздохнул он. – Но когда вечно скитаешься по морям, трудно запастись провиантом.
Я понял, что это веский довод.
– Вам что, никогда не попадается суша?
Тут меня охватил ужас. Вдруг мне придется навеки застрять на этом корабле, да еще и без еды?!
– Йа, иногда мы выходим на берег, – признался Голландец. – Когда минуем Границу и знаем, что у нас есть время, мы находим уединенный остров и высаживаемся на него. И тогда иногда едим. Когда мы пристанем, чтобы высадить тебя, то тоже, вероятно, поедим.
Мне сразу заметно полегчало.
– Надо