друга, находясь в центре страны, не ограниченной никакими естественными преградами, где разнообразие нравов, людей и языков столь огромно».
По этому поводу самый старший из высокопоставленных сановников, Сегюр, добавил: «Такие испытания никогда не преодолеваются без истощения соответствующей степени; это не позволит Франции слиться с Европой; когда Франция должна будет стать Европой, она больше не будет Францией. Разве задуманный поход не оставит ее одинокой, пустынной, без главы, без армии, доступной для любой агрессии? Кто тогда должен ее защищать?»
«Моя слава, – ответил император. – Я оставляю свое имя и страх, внушаемый вооруженной нацией».
Он не хотел, чтобы его решение было поколеблено столь многими возражениями, и объявил, что собирается организовать в Империи когорты народного ополчения и доверить французам защиту Франции, его короны и его славы.
Что касается Пруссии, то он обеспечил ее спокойствие, лишив возможности двигаться, даже в случае его поражения или высадки английского десанта на берегах Северного моря и в его тылу; он держит в руках гражданские и военные власти этого королевства, он владеет Штеттином, Кюстрином, Глогау, Торгау, Шпандау и Магдебургом, он разместил офицеров в Кольберге и армию в Берлине и с помощью этих средств и при поддержке верной Саксонии не боится прусской ненависти.
Что касается остальной Германии, то политическая система и недавно заключенные брачные союзы с дворами Бадена, Баварии и Австрии связали ее с Францией, а короли обязаны ему своими новыми титулами. Подавив анархию и связав себя с королями, он стал еще сильнее, а последние не могут на него напасть, не заразив свои народы принципами демократии, и едва ли возможно, чтобы монархи стали союзниками естественного врага всякого трона, – врага, который если бы не был за него, сверг бы их, и против которого он один может их защитить.
Кроме того, немцы – медлительные и методичные люди, и имея с ними дело, он всегда должен располагать временем; он господствует над всеми крепостями Пруссии, а Данциг является вторым Гибралтаром[11]. Россия должна вызывать опасения всей Европы своим военным и захватническим правительством, так же как и своим диким населением, уже столь многочисленным, которое ежегодно прирастает на полмиллиона. Разве ее армии не видели во всех частях Италии, в Германии и даже на Рейне? Требуя вывода войск из Пруссии, она требует невозможной уступки; оставить морально разрушенную Пруссию – значит отдать ее в руки России, что обернется против Франции.
Продолжая с еще большим оживлением, Наполеон воскликнул: «Есть ли угроза со стороны различных партий, которые предположительно существуют внутри Империи, во время моего отсутствия? Где они? Я вижу только одну враждебную мне партию – это роялисты, главная часть старой знати, престарелые и неопытные. Но они боятся моего падения более, чем желают его. Именно это я сказал им в Нормандии. Меня превозносят как великого военачальника, как способного политика, но