Андрей Воронов-Оренбургский

Фатум. Том четвёртый. На крыльях смерти


Скачать книгу

голову перед вашим императором. Он сумел укротить восставшего Голиафа33. Этот чудовищный корсиканец крепко утомлял своей добродетелью Европу. При его дворе голов рубили не меньше, чем у его бесноватого предшественника Робеспьера34. Но всё это не значит, что русские имеют теперь право вторгаться во владения Испании! И клянусь Гробом Господним, у нас еще есть честь и патриотизм.

      – Смею заверить – русские сим тоже не бедны. А спорить с нами, – Дьяков резко поднялся из-за стола, – не к обедне звонить.

      – Довольно! – Эль Санто нервно дернул щекой. – Я предупреждаю вас: мы будем драться до последнего испанца.

      – Это ваше окончательное решение?

      – Да, черт возьми!

      – Ну что же, до последнего испанца, так до послед-него.

      Глава 20

      Уже за воротами пресидии Афанасьев несмело царапнул вопросом мрачного сотника:

      – Ну что, наломали дров, ваше благородие?

      – И немало, похоже… Худо, братцы, худо… Беда сгущается над нами, как ядовитый туман… Видно, не хлеб нам придется сеять, а сабли точить.

      – Ой, малым-мало нас для такой затеи, – буркнул Щербаков. Его изможденное худое лицо с черными в проседь усами было крепко схвачено печатью сомнения. – Это когда еще помощь из Ситки придет, а делу уж ход даден… Ежли только индеаны пособят?..

      – Эва, нашел защитников. Случись что не по их, эти черти тебе сами глотку и перережут.

      Десятник сплюнул с досады. Морщины на его щеках порозовели и обозначились глубже.

      – В таких делах, брат, веры им ни на грош.

      До озера, что лежало на их пути, отряд добрался глубокой ночью. Но в этот раз в голосах казаков не слышалось радостных нот. Глядя на небо, они не узрели ни единой звезды, и это слепое, как черный саван, небо испугало души. Никто не сумел припомнить такой безглазой и глухой ночи. Ни звезд, ни луны, ни ветра. Воздух был непо-движен, как стоячая вода безымянного озера, а они ощущали себя песком на его дне.

      * * *

      Лежа у костра, Дьяков долго слепил глаза, глядя в струящиеся языки пламени. Он попытался вспомнить лицо сына, но черты его как будто истаяли, стерлись временем, заштрихованные огнем. «Господи, да я уж и забыл, каков он обличием…».

      Потом на смену пришел Кусков со своей Катериной, мелькнул и исчез безногий Кагиров, ломкие губы Федора Колотыгина с неясным тревожным шепотом, и снова сын, только теперь уж как будто лежащий в гробу…

      Но, протянув к нему напряженные руки, сотник вдруг в ужасе откинулся назад. Не было в гробу сына. Не было Даниила, а вместо него там лежал седовласый старик и вокруг его сомкнутого рта курился неслышный зарождающийся смех.

      – Ты признал меня, сотник? – хищные костлявые персты уцепились за край гроба, побелев от дикого напряжения.

      Дьяков едва не задохнулся, а старик, натянув жилы на шее, приподнял голову и тайком покосился на него.

      – Прочь! Прочь!