пробками не наполнялся до краев, наш брат отдыху не знал. Потом, вот Бог, – Соболев под уважительные кивки матросов перекрестился, – где левая, где правая сторона улицы – никто не ведал. Оттого нередко случалось: и утро-то встречали в овраге, где грех в воздухе густым туманом стоял. Ладно, ежли тебя басурман не раздел, считай повезло, а ведь, бывало, гольем к причалу шли… За то, конечно, пороли чуть не до смерти… Но то по справедливости. Пить пей, но гордости и обличья русского моряка не теряй. Зато и его благородие гордился нами – русским в драке равных нету. Всех били: и янков, и голландца, и шведа, и беса рогатого, лишь бы дозволили волюшку дать. А он, его кудрявое благородие, на сей счет до чего ласковый был. Поощрял, так сказать. «Русак не трусак, – говорил, – всегда в кулаке держитесь, братцы, тогда вам и сам черт не брат!» Так-то вот, Кирюша, гордись своим родом-племенем и под каким штандартом по морю ходишь. А наш, – Соболев глянул в очередной раз на Преображенского, – уж больно нежен. Смел, ничего не скажешь: с булавкой этой, со шпажкой, значит, в само пекло бросается, но всё равно не тот закал, не тот. Вот и с иноземкой, опять же, беда… – Соболев, раскрасневшись от водки, сплюнул в сторону. – По моему разуменью: бабу к телу приближай, а к сердцу нет.
– Это точно, – буркнул притихший Палыч. – Раньше он, небось, ее одним глазом щупал, а теперь, поди ж, всем белым телом владеет.
– Да уж, не без того, – хихикнул боцман.
– Ай, ладно! – зацепленный за живое, махнул рукой Палыч. – Плеснешь, чо ли, борода?
Вестовой капитана выудил из ранца кружку.
Соболев, победно улыбаясь, щедро полил денщику.
– Ну, чо закашлялся? – Ляксандрыч хлопнул пару раз сутулую спину Палыча. – Комар в дыхло попал, аль водка не туда пошла? Это бывает. Это пройдет. На, закуси, – он протянул остаток жареной оленины. – Уж больно обхожденье у него с нами, скажу я вам, таки галантерейное прямо.
– А ты хотел бы, чтобы он мясо с костей снимал? – Кустов выпучил бильярдным шаром свой единственный глаз.
– Ну, брякнешь тоже! Диковинно просто. Не привык я к такому. Черкес-то, поди, не профукал бы фрегат?!
– Ну, ты! – пальцы Палыча впились в голландку Соболева и тряхнули, что было силы.
– Ать-два, ять-пять! Вы что ж, совсем рехнулись?
Кустов с другими матросами насилу растащили сцепившихся.
– Хороша дружба с пальцами на горле! – под сапогом боцмана сыро жмякнул и брызнул спорами раздавленный гриб. – Нашли время морды фабрить. Тьфу, петухи!
Глава 8
Мало-помалу мужики поутихли. Половина взялась дозорить, другие занялись приведением в порядок своей амуниции. Палыч, по своему обыкновению не теряя времени даром, собрал в подсумок что было под рукой: съедобные коренья, шапку малины в золотник величиной, мяты на заварку. Ленивый полдень, мирный щебет птиц притупили чувство опасности. Спустя более получаса после отбытия Тимофея решено было сделать последний привал и попить