себя от ужаса, хлопнул в ладони, закричал, подбежали нойоны… Через минуту Хубилай уже сидел в кресле, тяжело дыша. В середине жёлтой ладони, в лужице слюны, плавала маленькая рыбья косточка. Хубилай засмеялся, с трудом подцепил её куцапыми толстыми пальцами и показал Марку.
– Вот она – цена могущества, мой мальчик, – с удовольствием засмеялся Хубилай. – Видишь? Маленькая косточка, застрявшая меж зубов, а потом в нужный момент выскользнувшая прямо в горло. Где были все те войска, мои нойоны, где мои стенобитные машины и орудия, плюющие огнём? Где были армии мудрых лекарей? Где ласковые девушки с умными глазами? Всё это обрело свою цену в один момент!
– Это ведь случайность, – прошептал Марко.
– Такая случайность и есть цена всех империй. Вокруг нас нет ничего прочного, мой мальчик! Чем ближе дыхание смерти, чем сильнее скрипят твои кости, чем слабее видят твои глаза, тем яснее ты видишь, что всё вокруг – чередование снов. Иногда приятных, а иногда – ужасных.
Хубилай тяжело поднялся с застонавшего кресла и, махнув на прощание рукой, пошёл прочь по кривой, мощёной камнем тропинке в сопровождении сумрачного Ичи-мергена, начальника ночной стражи.
– Да, совсем забыл тебе сказать, – вдруг произнёс хан без улыбки, обернувшись через плечо поддерживавшего его Ичи-мергена. – Завтра ты едешь в государство Мянь, к востоку от Индии. Тамошняя столица, богатый город Паган, ещё не стала нашим данником. Поедешь осторожно. До границы с Аннамом тебя проводят нойоны моего сына Тогана. Дальше поедешь с малым числом людей, под видом купца. Товары бери с собой любые. Когда вернёшься, расскажи подробно о путях торговых на Бхамо и в долину Иравади. Отец передаст тебе разрешительную золотую пайцзу. В Аннаме оставишь её, пойдёшь дальше как сын посланника венецианского. Прощай.
Хубилай отвернулся, постоял молча. Потом медленно пошёл, не отвечая Ичи-мергену, громким шёпотом спрашивавшего хана о чём-то на незнакомом Марку языке.
Морда осетра, белёсая снизу, поросла сверху зелёным налётом, пугающе напоминающим мох. Наверное, он помнил ещё Первого императора Ши Хуанди. Гигантская рыба величаво повернулась на бок и ушла вглубь нефритовой водяной толщи, оставив меж съёжившихся от холода растений тёмную тропинку. Маленькие льдинки закружились и замерли меж листов лилий отражением Млечного пути. Марко вытер руку о полотенце и жестом отослал раба, уносящего остатки вечерней трапезы. Тихо вокруг. Чёрное покрывало неба было ясным, сквозь небесные прорехи светили белые слепящие звёзды, чистые, как новая рубаха. Влажный ветерок коснулся волос, пробежал по воде, скрылся среди деревьев, вернулся небесным играющим котёнком, намёком на скорую весну, качнул колокольцы над Цветочным павильоном и растворился в наползающей вечерней дымке. Теплело. Пэй Пэй всё ещё не было. Ночью она не приходила. Думал, заболела, но Хоахчин сказала, что здорова. С утра передал ей письмо, но ответа не получил ни в полдень, ни вечером.
Сзади