неприятеля.
Союзники потеряли от французских ядер почти столько же людей, сколько французы потеряли от их ружейного огня. В этом единственном, но кровопролитном столкновении англичане и испанцы потеряли около 3 тысяч человек, а французы примерно 4 тысячи.
Лишившись четырех тысяч человек из семнадцати, Сульт не мог и мечтать вновь помериться с англичанами силой. Он подобрал раненых и занял позицию в некотором отдалении, чтобы для гарнизона Бадахоса оставалась надежда.
Таково было положение дел в Испании в мае 1811 года. После покорения пограничных крепостей, броска к Лиссабону и шестимесячного стояния перед линиями Торриш-Ведраша маршал Массена был вынужден уйти из Португалии, а затем, чтобы помешать захвату двух крепостей, ставших единственным трофеем кампании, дал кровопролитное сражение в Фуэнтес-де-Оньоро, остановившее англичан. Его армия, составлявшая 55 тысяч человек вместо обещанных 70 тысяч, к окончанию кампании сократилась до 30 тысяч измученных и раздраженных солдат и требовала полной реорганизации.
На юге Испании маршал Сульт вторгся в Андалусию, почти без единого выстрела заняв Кордову, Гренаду и Севилью, но пятнадцать месяцев не мог взять Кадис. Он захватил Бадахос в Эстремадуре, но, как и Массена, был вынужден дать кровопролитный бой ради спасения этого единственного завоевания, которое неприятель мог отнять у него на глазах. Вследствие непрерывных маршей и нестерпимой жары у него осталось не более 36 тысяч человек (из 80 тысяч), столь же измученных, как и Португальская армия, но пребывавших в лучшем состоянии, потому что они воевали в богатых краях, где терпели меньше лишений, и получали меньше дурных примеров со стороны командиров.
Немногочисленная Центральная армия под началом Жозефа не совершила ничего значительного. Ее хватало лишь на то, чтобы поддерживать сообщение с Андалусией, разгонять у Гвадалахары отряды Эмпесинадо и сохранять спокойствие в Толедо. Армии Севера продолжали докучать герильясы обеих Кастилий. Только Арагон, где долгое сопротивление Сарагосы, казалось, исчерпало ненависть обитателей, а благоразумие генерала Сюше завоевало души, утомленные великим поражением, являл видимость повиновения, порядка и покоя. Этот генерал, имея дело не с англичанами, а с испанцами, в такого рода войне, какую они, по правде говоря, умели вести лучше всего, то есть в войне осад, завоевывал страну шаг за шагом и, завладев Леридой, Мекиненсой и Тортосой, готовился осадить Таррагону, самую трудную для захвата испанскую крепость; но поскольку он принял все необходимые меры, были основания рассчитывать на успех.
Печальную картину военных событий следует дополнить другой, не менее печальной картиной положения мадридского двора. Жозеф заперся в столице и, имея власть лишь над армией Центра, состоявшей из десятка тысяч солдат, терпел более чем легкомысленное отношение армейских командиров, особенно со стороны Сульта, которого он обвинял в самой черной неблагодарности.