сладким соком,
какой содержится в орехе,
испить до донышка порока!
Виват тебе, разгульный грешник!
Ты мил поэту как герой.
Ведь только ты готов на пытки страсти
и на наказанье плетью
грядущей совестью
и Богом и судьбой…
Набат!
Будь мужественным,
о мой любимый брат.
Набат!
Гремит
Набат,
Ревёт
Набат,
Рвёт глотки,
языки колоколов,
и оглушает до смерти округу…
И будит ото сна всех мертвецов,
и умерщвляет у живых
надежду в чудо,
и убивает веру в завтра,
и воскресает страх…
Набат,
Гремит
Набат!
Не вижу я родного брата,
а только вижу,
факела горят!
В одном старинном городке
делами заправлял аббат,
исправно грабил он крестьян
налогами,
помимо всех градских управ.
Аббатство процветало
как нарцисс,
красивой крепостью и неприступностью ворот.
Монахи в те года вкушали райскую прям жизнь,
когда сам Папа был Закон.
Аббат тот блюл хоть целибат,
но был уж больно падок на девиц,
и даже проповедь когда читал
по воскресеньем с кафедры,
всё не сводил глаза с прелестных лиц,
гнусавя (видел служка) гимны стихаря,
он рукоблудил втихаря.
И был жесток святой отец,
как самый злобный чёрт!
Порой раз в месяц здесь
пылал большой костёр,
в котором искупал грехи
какой-нибудь чудак,
который Папу Вольдемара костерил
с обиды… или просто так.
Он ересь выжигал огнём -
на то он и аббат.
И ночью было словно днём.
Гремел
Набат!
В том городе жил эскулап,
искусный травник, местный жрец
науки храма. Не богат,
к тому же был вдовец.
Носил он имя Парацельс,
и титул Доктора наук,
и верил в истинный прогресс,
но ждал наивно он чудес,
когда чертил он на полу
халдейской магии чертоги,
просил, чтоб древности все боги
всем счастье подарили на земле.
Была у Парацельса дочь.
Красива и кротка,
нежна как летом для влюблённых ночь,
воздушна как дневные облака.
Весенним именем назвал
её родной отец -
Мои нескромные уста
так любят вторить по слогам
то имя, и его я здесь
скажу ни раз, ни даже два,
а тысячу, пока конец
сей сказки не наступит в срок
и не умолкнет мой стишок…
Капелью имя то поётся,
и в вышине эфиром ткётся,
с ветрами к милому несётся
и как венок плетётся
у милого чела.
Оно и в каждой капли льётся,
Оно звучит когда дитя смеётся,
Оно в жужжание даётся,
когда летит пчела…
То имя Марта…
Марта…
Марта…
И покровитель девы март,
весенний озорник, шутливый чардаш,
влюблённым всем нескромный брат!
Представить нам осталось друга
той девушки, сейчас он далеко.
Он шпагой бряцает о мавританскую кольчугу,
сражаясь за Господень гроб…
Зовут его Апрель, он рыцарь короля,
в походе грабит он Иерусалим,
и верит, что там папская земля,
и станет после смерти он как херувим…
Апрель был прошлым летом здесь в гостях,
и заболел серьезно лихорадкой,
и чуть совсем он в хвори не зачах,
коль не позвали местного врача…
Вот так он встретил Марту.
Ну,