тех, чьи хозяева в перинах
забыли, что живут в стране,
где смерть так неожиданна, и ныне
у власти папские псари.
Река неслась
горячей лавой,
как будто ада извержение в сей миг.
Река огня,
великая забава
для паствы инквизитора,
для игр и интриг…
Река из факелов -
сжимают древки братья,
коптя до черноты ночные облака -
монахов всех изрыгнуло аббатство
на городские улочки
вершить священные дела.
Сомкни же очи, милый брат,
заткни и пальцами ты уши…
Гремит
Набат!
И разрывает души…
«Чу! Впереди…
огни, огни…
Поводья натяните руки крепче!
Среди ночи, ох, не к добру они,
огни…
Уж лучше переждать в тени.
В ад не спеши, успеешь, грешник!» -
Себе под нос так говорил,
коня смиряя пилигрим.
«Ба! Буцефал,
ведь это же монахи,
власть поимевшие!
Вертай скорее вспять!
Хватало мне отваги
сражаться
с сотней сарацинов
в лютой драке,
и я не разу не дрожал!
Я не боялся дьявола на поле брани,
я легиону бесов открутил рога…
Но тут страшнее враг,
тут те, которые у власти.
И для костра готовы факела»
Набат!
Рыдает колокол вдали…
Мой маленький, любимый брат,
коль сможешь, поскорей усни.
По мостовой копыта цок,
уставший конь бредет назад,
уставший конь назад везёт
уставшего до смерти седока…
«Мой, милый Буцефал,
я думал, вот у цели…
Я спрыгну и помчусь,
и обниму её…
В пути я так давно…
ни дни и ни недели,
ни месяца… а ровно год!
Я истощен уж ожиданьем!
Моя любовь сильней, чем смерть -
коль не любил бы, сгинул без прощанья
и месяца б не одолев.
Я так хочу объятий нежных…
Не страсти, только знать, что есть
средь будней тяжких и мятежных
тот ангел, что сошел с небес,
и вот он подле,
руку я сжимаю
его, и просто молча рядышком сижу.
Боюсь нарушить словом… ведь тишина святая!
Её я сердце слышу в эту тишину!
Я помню всё, как мы вчера простились…
Не удивляйся, было то вчера…
Вчера, которое лишь год назад явилось,
И вот сегодня лишь настало год спустя.
Она скромна была…
Она же скромности богиня,
Она же жрица храма девственности вешней,
Она поцеловала на прощание так невинно,
как будто на земле нет места жизни грешной.
Её уста… её в движенье плечи,
в тревожном трепете, и слёзы на щеках.
Мой друг, ведь то вчера мне душу лечит,
и не даёт мне обратится в прах…
Но… полно слёзы лить!
Давай