напоминал о неделимом мире, где человеку не всегда есть место. Иоганн уже помнил это ощущение, все там же, после аварии: человек не отсюда. А поскольку он сам был здесь еще более человеком не отсюда, мысли о родстве душ не могли не остудить его перегретый разум. Оставалось непонятным следующее: «Почему он так привязался ко мне? И вообще, что он здесь делает, этот абстрактный мечтатель?»
Хозяин словно услышал его мысли. «Вас наверно, интересует, какого шиша я тут делаю, в этой полумертвой деревне?». Именно так, «какого шиша». Иоганн даже вздрогнул. С учетом того, что людей на пенсии часто тянет на садоводческий покой, можно было смело отменять этот некорректный вопрос, однако не гость задал его, а сам хозяин, и замолчал он, будто за ответом действительно скрывалась если не тайна, то уж точно проблема. «Вы не поймете…», начал он, словно подтверждая загадочность загадки, а потом и вовсе сказал: «Мне нужна ваша помощь».
Однако ответы по существу так и не родились. Николай опять ушел в абстракции, на этот раз спросив о какой-то то ли церкви, то ли колокольне на окраине деревни. Иоганн покачал головой, скорее машинально, чтобы сменить тему, ибо церковные проблемы интересовали его еще меньше, чем исторические. Но тема не сменилась. Николай пояснил, что церковь была когда-то «сердцем» этого населенного пункта, однако уже давно пребывает в заброшенном состоянии и постепенно разрушается. Тем не менее, постройка по-прежнему остается высотной доминантой, и нужно серьезно постараться [конечно, ты как всегда гениальнее всех], чтобы ее не заметить. Что касается Николая, то он знает ее с детства, а ныне питает к ней любовь не только ностальгическую, но и чисто научную, археологическую, и, похоже, очень неслабую.
«Я как раз хотел туда пройтись. Не составите мне компанию?», спросил он, наивный как изобретатель вилки Авраменко.
Как-нибудь в другой раз, сказал Иоганн, окончательно проснувшись, после чего, уже ни на что путное не надеясь, спросил хозяина, нет ли у того отвертки и/или переходника на евророзетку.
«Дайте подумать», ответил хозяин, однако думать не стал. Вместо этого подошел к ближайшей стене, отодвинул стул и словно вытянул из ниоткуда метровую дверцу, открывающую путь в темноту. Запахло терпким землистым воздухом. Дверца была покрыта обоями, такими же, как остальная стена, вот почему Иоганн не заметил ее раньше. А зря. Брызнувший в лицо запах изобиловал не только застарелостью, но и куда более родным множеством ароматов, отличающим поистине добротную кладовую. Николаю не пришлось становиться гидом. Иоганн сам еле удержался от крика «Вау!». Тусклый свет уже вывел перед ним груды приборов, инструментов, проводов и другой политехнической утвари, буквально растаскивающей на куски его воображение.
Кажется, даритель говорил что-то еще: извинялся, если что-то отсырело, предупреждал о низком потолке, о пыли и острых углах, но Иоганн не слушал его. Старый осциллограф, громоздкий,