выворотил детские футбольные ворота и попер с ними на Боуи, вращая глазами и дико пища под подбадривающие возгласы кенсингтонцев:
– Всыпь ему! Всыпь ему!
Боуи развернулся и всыпал, да так, что Адамс всерьез почувствовал себя плохо и даже больше – как куль, повалился на землю. Ну, тут бедному Боуи оставалось разве что помолиться – здешние жители, уже успевшие привыкнуть к экзистенциальным выходкам сумасброда Адамса, выскочили из своих домов, И Боуи не смогла помочь ни его знаменитая дубина, ни даже матрас, с которым он шел в то время по улице. Дубину разломали на восемнадцать щепок, Бую смазали хорошенько, так, что он повалился рядом с Адамсом, а злосчастный матрас так рванули, что он разошелся по швам. Тут же раздался ликующий рев из многие десятков глоток:
– НАШИ БАБОСЫ! ВОРЮГО!
И Боуи получил еще и на орехи, причем достаточно сильно. Матрас был разорван на клочки, а деньги по-братски поделены между экзекуторами. Боуи угостили еще пару раз и пошли по домам, волоча за собой Адамса.
Боуи очнулся спустя два часа. Было темно и холодно, не было дубины, а от горячо любимого им матраса осталось три клочка и четыре соломинки. Буй закричал – злобно и страшно – затем проклял все на свете чистки пера и пуха, в одну из которых он как раз и направлялся вместе с матрасом, потом он громко сказал пару слов в адрес кенсингтонцев, за что был вознагражден огромной гнилой грушей, вылетевшей, как он мог поклясться, из окна Пола Маккартни, а потом пошел домой.
На следующий день началась травля. С утра всем в почтовые ящики кинули по два номера каждой кенсингтонской газеты, в которых находились такие фотографии Боуи и такие комментарии к ним, что все жители просто поразились, как такого человека вообще могли в Кенсингтоне прописать? Ну, а после появление на улице Брайана Адамса в отнюдь не лицеприятном виде, общественность возмутилась окончательно. Боуи в кальсонах и линялой майке выволокли из дома, прогнали по Кенсингтон-Хай-стрит, загнали на колонну Нельсона, расселись вкруг нее и с высунутыми языками стали ждать, недобро поглядывая на трясущегося от страха и холода Боуи.
Ждали до вечера. Потом ушли, оставив дозорного. Дедушка Джорджа Харрисона бодро нес службу до трех утра, после чего сладко уснул. Боуи тихохонько слез со столба и дунул вон из района. Остановился он перевести дух только после того, как подбежал к торчащей посреди дороги деревянной балясине, на которой было вырезано: «ВЫ ВСТУПАЕТЕ НА ТЕРРИТОРИЮ РАЙОНА КЕННИНГТОН! МЫ ВСЕГДА ВАМ РАДЫ?»
– Так это же ура! – крикнул Боуи. – Выпивка! Закуска! И да сгинут злостные хвостатые кенсы! Вперед! На штурм!
И он ринулся вперед на штурм нового района. Но по мере углубления в него физиономия Дэвида все больше и больше напоминала выжатый лимон. Или даже хуже – шкурку от банана. К тому же он стал кое-что припоминать. Он вспомнил, что местные, то бишь кенсингтонские, жители рассказывали, будто бы неподалеку