лишь беглым взглядом. Мог, конечно, попросить убрать со стен какие-нибудь картины с «обнажёнкой», или африканские маски, если таковые у хозяев имелись. Но ни рыться в книгах, проверяя библиотеку хозяев на наличие оккультных изданий, ни шерстить диски с фильмами, он бы никогда не стал.
Зато, прихлёбывая кофе из маленькой фарфоровой чашки, папа Дима, не торопясь и обстоятельно перечислял нужды храма. Строительство почти подошло к концу, скоро надо будет расписывать потолок и стены, платить художнику. А в трапезной сколько всего не хватает! Нужна хорошая плита, большой холодильник, старый-то уже на ладан дышит. Вот о скольких мелочах у настоятеля должна голова болеть! А пуще всего мечтается о собственной скважине, чтобы не зависеть от общей подачи воды – в селе весьма нерегулярной. Ведь всё срывается, когда отключают нежданно эту самую воду. Ни ребёнка крестить, ни чаю согреть для тех прихожан, что любят задержаться после службы, пообщаться батюшкой.
– Я постараюсь вам помочь, – сказала Елена Львовна – Вы приготовьте документы, чтобы я видела, какие суммы нужны…
– Сердечно я вам благодарен, что вы собираетесь нас поддерживать. Вы, так сказать, продолжаете добрые начинания Елизаветы Августовны, которая столько лет жила в этой усадьбе. Она тоже добрые дела творила – в память сына своего. Вот так нас Господь иногда вразумляет – пока не пошлёт нам бед – не вернёмся мы в лоно Церкви Христовой…
Наконец, перешли, собственно, к освящению. Папе Диме предстояло прочесть молитвы, окропить дом святой водой, прилепить на обои специальные наклейки с изображением Голгофы. На все стены их наклеить, согласно сторонам света.
– Давайте начнём с первого этажа, – предложила Елена Львовна, – так до чердака и поднимемся. А напоследок оставим Анечкину комнату. Анечка, бедная, болеет…
– Вы предупредили её, что мы к ней зайдём? – спросил папа Дима.
– Конечно, само собой. Я бы очень хотела, чтобы она исповедовалась и причастилась. Она крещёная, не думайте, – заспешила Елена Львовна, – Но она сейчас или вообще со мной не разговаривает, или говорит так странно, что я не могу её понять. А к причастию надо же подготовиться… Мы вот потом с доктором ещё поговорим. Может быть, всё-таки положим Анечку в больницу.
Папа Дима кивнул благосклонно. После обещанной новой плиты, и, тем более скважины, он бы им что угодно пообещал. И причастить, и исповедать, и гопак перед Анечкой сплясать, чтобы она улыбнулась.
И вот, двинулись. Процессия получилась самая торжественная. Впереди торопилась взмыленная Маша – это ей накануне выпало проводить генеральную уборку, вылизывать весь дом, конечно, на пару с Симой, о которой тут никто, как всегда, не вспоминал.
Маша открывала двери в очередную комнату, и отступала, чтобы священник мог войти.
За Машей шествовал высокий – под метр восемьдесят – донельзя представительный в церковном облачении папа Дима, со «святым душем». Позади – Елена Львовна с палочкой. Хозяйку