прибиться, чтоб лотосом цвести,
Опять вопрос знакомый: – Ты парень кто такой?
– Я пасынок анархии и гражданин Земли!
И слышу, как обычно: – Не трогай нас ЧУЖОЙ!
Стою забытой пешкой на фоне пустоты,
Вдруг небо вопрошает: – Ты парень кто такой?
– Я пасынок анархии и гражданин Земли!
Оно лишь удивленно склонилось надо мной…
Ледяная бесконечность
Ледяными клыками обозначила себя бесконечность. Самодостаточна, даже без тепловых колебаний.
Немые созвездия бесприданницу гладят пунктирами, а она смертолюбием мажет следы их касаний.
В самом центре стихии открывается фундаментальность. Пауки-снеголазы закрепляют её паутиной.
Восьмирукие зодчие-демиурги крамольные, мерзлотой выпрямляют трансцендентные грации линий.
Здесь законы материи стынут в объятиях холода. Закутана вьюгами информация сцепленных звеньев
Она в белой агонии бьется, крошится звуками хриплыми, наполняет пустотами чрева смерзшихся комьев.
Прагматизм шатких догм наконец-то увидел свою бесполезность. Никак не оправится от зрительных потрясений.
Замыслы эгоистов перестали быть свято-полезными. Порваны ветром наряды длительных перерождений.
Ледяными клыками открыла себя бесконечность. Безразлична к процессам падений и оправданий.
Она Мать Анаконды-Галактики с чёрными дырами. Зазеркальное отражение замороженных знаний.
Шут
Злобой разукрашенный, кровью перепачканный на руинах света пляшет шут гороховый.
Небесами поротый, музыкой отравленный истекает хохотом гаер бубенцовый.
Временем заброшенный, притчами истерзанный зашивает ветром свой костюм изношенный.
Голодом изъеденный, до корней бракованный изучает колкости важных откровений.
После боя выживший, аксиоме преданный наполняет ядом теоремы сложные.
Звёздами отверженный, рунами исписанный возвратить надеется облик жизни прежней.
Тьмою окольцованный, гордостью помеченный знает хрестоматию вычурных желаний.
Реформатор сброшенный, пламенем пропитанный неизменный выдумщик пагубных пристрастий.
Абсолютом проклятый, из когорты изгнанный отрицает Жертву разум перевёрнутый.
Именами связанный, до конца не согнутый ждёт когда расколется мир несовершенный.
Злобой размалеванный, желчью перепачканный на подмостках ада пляшет шут гороховый.
Небесами скрученный, выжженный, затравленный к боли не привыкнет гаер бубенцовый.
Эпилепсия метафор
Смотря на эпилепсию гипербол и метафор,
На взрыв эмоций, перекрученный винтаж,
Я начинаю чувствовать внутри холодный мрамор
И рвотные позывы на артистическую фальшь.
Жонглируя как гирями, трёхмерными словами,
В кульки фасуют высокопарный стон.
Самовлюбленность в позе – перебирает гаммы,
Желаний вычурных под ледяным