засыпать весь упомянутый водоём.
А в каком-то НИИ бесчисленные года
Изучают пробы: обычнейшая вода.
А на дне чего только там и нет!
Допотопный скелет, ржавый велосипед,
Транспарант незабвенный про мир и труд,
БТР, закопанный в донный грунт.
Мы лежим с тобой, растянувши в улыбке рот.
Где-то там, в вышине шевелится эхолот.
Говорят… Да и в общем, пускай себе говорят.
Говорят, если бросить камень – возникнет рябь.
Дочки-матери
Тебе – фланелевый кулёк,
Под осень считанный цыплёнок.
А мне, чур, – вдоль и поперёк
Исаакий инеем спелёнут.
Пусть с высоты глядит, срываясь
В воображаемом полёте,
Порочный первенец в помёте,
В ограду пальцами впиваясь.
И на ладонь – два белых следа:
Перил и поручней кушетки.
Чур, ты надавишь на гашетку,
Дождавшись выхода последа.
Я не хочу. Мне кровь в фаянсе
Цедить и вниз считать ступени.
Чур, я выплачиваю пени
В отместку твоего аванса.
Чур, ты в осиротевшем теле
Смыкаешь круг года спустя.
Чур, я – незваное дитя
В кульке из хлопка и фланели.
Алёнушка
Жажда гложет,
тревожит жар,
и трава рыжа.
Не ищи исток,
потерпи чуток,
отложи глоток.
Но, главой хвороб,
остолоп в галоп,
и – оп!
Что теперь мне? Ох, жадны уста твои…
Приносить тебе белу капусту ли?
Окать, плакать да блеять без устали.
Рок сирот:
тот, кто старше, тот кормит рот,
раз с него молоко не протрёт.
И пока
с малышка —
как с козла того молока.
Быль сия:
мол, дитя.
А я?..
Гать, вележка, река, одолень-трава,
знать, вода-жива…
Мне чужа эта жажда.
Мне лишь жаль,
что войти нельзя дважды.
Ай, плохая вода, отравленная вода…
Полячье
Пойте, пойте, полячьи скрипочки!
Девка, шельма, пляши, пляши!
Тянут шеи, встают на цыпочки —
Разглядеть. Ишь, как морды вширь!
Раскраснелись-то гарны хлопчики,
Пшённой кашей набиты рты.
Кадь капустная, сальце, пончики —
Всё мило, а милее – ты.
Топочи, извивайся вензелем,
Барабанчики пусть – горят!
Взвейся так, как досель не грезили,
На коленца твои смотря.
Видишь: радость, восторги мужние?
Хоть шумовкой, как жир, сымай,
Как покровы твои ненужные
Сняли бы, распластав… Играй!
Ах, запястья, ах, бёдра пышные,
Абрис шеи, икры, руки…
А что, вон,