ванной), чищу зубы, потухшим взглядом глядя на свое отражение.
У меня совершенно обычная внешность. Немного вьющиеся, каштановые волосы ниже плеч, серые глаза и лицо то же самое обычное – я не дурнушка, но и не красавица. Нос прямой, рот, который мог быть и поменьше. Я не высокая и не низкая, в общем, рост у меня средний. Не худая и не толстая.
Я где-то посередине. Не из тех, кого сразу же замечают в толпе. Я запросто могу затеряться на чьем-то фоне. Люди как я редко привлекают к себе внимание.
Тем ни менее у меня получилось…
Поласкаю рот, бросаю на себя последний взгляд и выключаю свет.
В кровати, в безопасности своей комнаты вновь вспоминаю Данте. И впервые за последние полгода я засыпаю с мыслями о парне, не представляя, какими изощренными способами я могла бы его убить.
***
− Дед, это я, Кая! Лужайку совсем засыпало – скажи пацану Эриксенов, чтобы собрал их! – громко говорю я, идя в сторону кухни, где слышится приглушенный звук радио. У деда оно большое и старое, не самого лучшего вида, но по какой-то причине (о которой я догадываюсь) он хранит его.
Вхожу в кухню и вижу сидящего за столом деда. Как всегда, читает раздел некрологов в ежедневной газете.
− Привет. – Наклоняюсь и целую сухую, сморщенную щеку. – Есть хочешь?
У деда я бываю каждую неделю, иногда по два раза. Помогаю по хозяйству, покупаю продукты и готовлю.
Он еще одна причина выйти из дома.
− Натан Мосли отдал концы, − сообщает дед, поджимая вставную челюсть. – Этот осел был младше меня на три года.
Мое «человеколюбие» досталось мне от деда. Считай, он воспитал меня, так что по-другому и не могло быть.
− Сколько тебе говорила не читать эту фигню, − отбирая газету, ворчу я. – Дед, Хелена приходила?
Три раза в неделю к деду ходит сиделка, но почти вся ее помощь состоит в том, чтобы следить, принимает ли он лекарство и вовремя пополнять новое.
− Приходила, − бурчит дед, а я закатываю глаза – он и Хелена плохо ладят, но ее услуги покрывает социальное обеспечение, поэтому выступать не приходится.
− Еды почти нет, − обернувшись через плечо, говорю я, стоя перед открытым холодильником. – Сейчас сооружу тебе что-нибудь и съезжу в магазин.
Пока делаю сэндвич с жареным сыром (больше ничего нет), дед рассказывает мне главные события недели. Дикерсы завели лабрадудля, Симонс купил новую газонокосилку и лоханулся – в соседнем округе такая же дешевле. Дочка Одетты Ливенштайн вернулась к матери, сбежав от мужа.
Может кому-то это покажется странным, но эти часы с дедом – самое лучшее, что происходит со мной за неделю. Дед рассказывает, я что-то делаю и получаю удовольствие от атмосферы умиротворения. Я становлюсь спокойной и почти забываю о всем дерьме в своей жизни.
Мои родители экологи. Большую часть моего детства и старшей школы провели в поездках. Я месяцами жила с бабушкой и дедом, и только на каникулы родители забирали меня к себе – чаще всего в очередную командировку.
Жить с ба и дедом мне нравилось. Они были классными и веселыми, в отличие