но я набираюсь терпения, и мы приступаем к работе. Смазываем куски хлеба майонезом и горчицей, кладем начинку, накрываем. Отправляем в пакет. И так по новой.
− Суровая у тебя бабушка, − улыбаюсь я, когда проходит несколько минут, которые мы работаем в тишине – она не тягостная, но мне хочется узнать о нем как можно больше, а для этого нужно спрашивать.
− Алтея не моя бабушка.
Я удивленно смотрю на Данте. У меня не было сомнений, что это так.
− Тогда кто она?
− Просто старая женщина, которой я время от времени помогаю, − пожимает он плечом.
− Это… мило.
Я немного смущена тем, что меня это удивляет. Я помогаю своему деду, но тут все понятно – я его внучка, и он много лет обо мне заботился.
Почему это делает Данте? То есть да, это очень похвально и показывает его как замечательного человека, но многие ли парни его возраста поступают так?
Ловлю себя на мысли, что возраст Данте мне неизвестен. Ему точно больше двадцати, но сколько? Он выглядит немного старше, чем парни из университета.
− Ты учишься в Гонзаге? – Я не думаю, что это так, но должна же я в конце концов хоть что-то узнать о нем. К тому же, похоже, Данте не большой любитель говорить о себе.
− Я похож на того, кто учится в Гонзаге?
Он переводит взгляд с сыра на меня. Его губы складываются в улыбку, и я вновь чувствую это уже знакомое мление в животе.
Он волнует меня. Очень сильно. Так, что это даже немного пугает, потому что я не уверена, что он тот, кто заводит отношения.
А еще очень может быть, что у него есть девушка. Как я раньше об этом не подумала?
Мление сменяется беспокойством. Вот что мне точно не нужно, так это ревнивая подружка.
− Не очень, − честно отвечаю я. – Ты не студент, да? – Я вдруг отчетливо понимаю это.
Он качает головой, продолжая смотреть на меня.
Мление – беспокойство – страх –волнение и снова мление… Просто какая-то карусель.
− Сколько тебе лет, Данте?
− Сколько по-твоему? – Он выгибает одну бровь и это выглядит очень, очень сексуально.
Мне не стоит акцентировать свое внимание на ЭТОМ.
− Не знаю: двадцать три? – Испытываю досаду от того, что он отвечает вопросом на вопрос.
− Пусть будет двадцать три.
Я хмыкаю: ну это же абсурдно!
− Ты не любишь говорить о себе, да?
− В мире очень много тем, которые более интересны, чем моя персона, Кая.
С этим я бы поспорила.
− Но я никуда не тороплюсь, и знаешь, мне бы хотелось узнать немного больше о парне, дома у которого нахожусь. Ночью.
Мой тон легкомысленный, но Данте выглядит очень серьезным, когда отвечает.
− Я не причиню тебе зла, Кая. Это главное, что тебе надо знать. Ты мне веришь?
Он смотрит на меня со скрытой в глазах тревогой. А еще я вижу боль и огромную печаль, которые затаились так глубоко, что кажется, никогда и ничем не искоренишь их оттуда.
Этот парень с улыбкой, от которой захватывает мой дух – страдал. И я знаю это совершенно точно, при этом практически не зная его самого.
Я