надо. Что угодно, Вер, только не в Германию!..
– У Нади есть начальное медицинское образование… – перевела Вера. – Она могла бы…
– Вот что, дорогие фрау, – решительно прервал её Генрих, – я приглашаю вас обеих отобедать со мной. Заодно обо всём и поговорим.
Он перевёл взгляд на узелки, которые они держали в руках, и снова улыбнулся.
– Надеюсь, я не очень нарушаю ваши планы, – лукаво произнёс он.
Вера в замешательстве оглянулась на Надю.
– Что он сказал? – беспомощно спросила та.
– Обедать с ним приглашает… Чего решаем? А?
Вера вопросительно подняла брови. Она искренно не знала, как поступить. Отказаться от приглашения немца означало лишить Надю, может быть, единственного шанса остаться в Дарьине.
– Езжай сама, я не поеду, – покачала головой Надя. – Я всё равно ничего не понимаю, что вы говорите.
– Нет уж, поедем вместе, – решила Вера. – Деваться всё равно некуда.
Она повернулась к Генриху, посмотрела ему прямо в глаза:
– Мы согласны, спасибо за приглашение.
Он вежливо поклонился, подошёл к машине, галантно распахнул дверцу. Вера твёрдо подхватила подругу под руку, и они вместе сели на пахнущее хорошей кожей сиденье.
Генрих разместился впереди, и машина уехала.
Ветер пронёсся по пустой лесной опушке, прикрывая сухой листвой тёмные, быстро высыхающие пятна крови.
11. Больница
В окно машины Петер Бруннер с усмешкой поглядывал на притихший посёлок. Он вполне мог гордиться собой. Отправка дарьинских молодух в Германию под его надзором прошла почти безупречно. Были, конечно, и крики, и вопли, и слёзы, но в целом никаких особых инцидентов не произошло. Потому что он всё организовал как надо.
Петер достал сигарету, прикурил и с удовольствием затянулся. Главное, сразу показать этим олухам, что такое настоящая дисциплина. Тогда и впредь с ними не будет никаких проблем. Что же касается охраны посёлка, то герр Штольц может быть спокоен на этот счёт. Он так организует охрану, что пресловутые партизаны, о которых столько стали говорить в последние дни, сюда даже не сунутся. А если сунутся, то уж он, Петер Бруннер, постарается их встретить как следует.
Дарьино теперь опустело окончательно. Застыло, замерло, замкнулось в безмолвном горе. Люди затаились в своих домах, старались высовываться оттуда как можно реже. Старики да старухи появлялись за околицей теперь только по необходимости, стремились поскорее вернуться обратно, в спасительные, как им мнилось, стены. По улицам расхаживали в основном солдаты, да ещё периодически мелькала небольшая группа щеголявших новой формой полицаев.
К удивлению Нади, дарьинская больница, каждую пядь которой она знала превосходно, поскольку когда-то проработала там почти год, в считаные дни изменилась почти неузнаваемо. Она подумала, что так бывает, когда человек наденет новый костюм или форму. Он не только выглядит по-другому, но и ходить, держаться начинает совсем иначе, поскольку ощущает себя теперь другим.
Поселковая