раз к нам на урок физкультуры явилась преподавательница йоги, и всех нас заставили делать эти идиотские растяжки и дурацкие дыхательные упражнения. Ну, для меня все это оказалось не так уж и ужасно, потому что, во-первых, я сидел рядом с Ребеккой Уолш, а она просто офигенно гибкая, а во-вторых, когда учительница велела нам закрыть глаза и начались все эти умственные упражнения с тихо плещущимися волнами и легким ветерком, она попросила нас представить «самое безопасное место» и отправиться туда силой воображения. В общем, я оказался именно тут, на этом скате крыши, рядом с Перл.
Это мое самое безопасное место.
Я говорю, что это так, хотя на самом деле скат довольно крутой, и время от времени я смотрю на киноэкран у себя в голове и представляю, каково это будет – потерять здесь равновесие. Взять и соскользнуть. Исчезнуть за водосточной канавой, забитой под завязку опавшей листвой.
Если я упаду, я перелечу через канаву во дворик, выложенный кирпичом. И это будет очень фигово.
Этот кирпичный дворик – дело рук Боаза. Он такое умеет. Я помню запах цемента. Помню, как он застыл у меня под ногтями, когда я не послушался брата и запустил руки в ведро с раствором.
Перл ложится на спину и кладет руки под голову. Держа в зубах сигарету, она смотрит на меня:
– Не хочешь в киношку смотаться вечерком? Я не то чтобы кинцо посмотреть хотела, но там такой парень попкорном торгует – просто класс!
– Я попкорн не люблю.
– Ну, я тебе молочные карамельки куплю.
– От них у меня зубы портятся.
– А как насчет, скажем…
– Перл, я не могу пойти в кино.
– Ладно. Нет так нет.
Перл знает, что сегодняшний вечер – не такой, как другие вечера. Это все знают. Но она не пытается вести со мной задушевные разговоры насчет моего настроения и чувств, потому что Перл все-таки тактичный друг. Понимающий.
Прошло тринадцать месяцев.
Именно столько времени прошло с тех пор, как Боаз в последний раз приезжал домой.
Наверное, там у него бывали какие-то перерывы, порой ему давали отпуск. А мы не знаем, что это были за перерывы и куда брат потом отправлялся, потому что он в какой-то момент вдруг решил, что ему не стоит общаться с оставленной дома семьей.
Перл склоняет голову к плечу и, прищурясь, смотрит на меня через очки с квадратными линзами.
– Хочешь смыться отсюда? Пойдем к нам обедать? Мама Голдблатт готовит кассероль из тунца. В доме пахнет, как в зоомагазине.
У Перл и Цима не так много общего, но кое-что есть. Вот, к примеру, оба любят похвастаться жуткой стряпней своих мамочек. Это для них прямо как знак отличия. А вот моя мама, хотя ей столько довелось пережить за последние три года, готовит отлично. Наверное, именно поэтому мои друзья так часто задерживаются у нас на ужин. Уж конечно, это никак не связано с всеобщим весельем, царящим в нашем доме.
Я жадно втягиваю выпущенный Перл дым.
– Да я бы с радостью, но боюсь, сегодня вечером мне обязательно нужно быть дома, – вздыхаю я.
Перл тянется ко мне и наступает мне на ногу. А я не заметил, когда начал истерически хохотать.