при мыслях о нём? Если я думаю о нём, если оглядываюсь по сторонам, думая не о вездесущем Волке, с его наглыми ручищами и непонятными мне правами, которые он присвоил без малейших оснований, а в надежде увидеть огромные, ярко-голубые глаза Явана, снова светящиеся так, что у меня всё сладко замирает в животе и груди?..
Но все эти дни я не видела его. Стало быть, он раздумал ухаживать за мной. Было грустно, а потом я обрадовалась, что мне не надо теперь стоять перед выбором, не надо разрываться между тем, что говорит мне мой ум и тем, что жарко шепчет моё сердце, раскрывающееся в груди как большой жаркий цветок. Позволить ли цвести этому цветку или заморить его холодом и голодом?
Что ж, так спокойнее, так, как я жила до сих пор без этого цветка и этого жара… и вернее для меня. Куда меня заведёт этот жар… Даже об этом можно больше не думать.
Все последние дни я провела с Лай-Доном, который сопровождал меня в моей работе, вначале предусмотрительно не входя в дома к больным, только носил мою довольно тяжёлую корзинку, но вчера насмелился и помогал уже по-настоящему, поначалу бледнея, но всё больше осваиваясь, и, надо сказать, эта помощь была мне очень кстати.
А пока мы ходили от дома к дому, он рассказывал мне забавные истории, а я смеялась, потому что он умеет рассказывать необыкновенно смешно, как никто.
Я спросила его, кто он при Яване, он немного задумался, а потом сказал:
– Я… Ну, назваться другом невозможно для раба, как бы ни хотелось, но…
– Разве ты раб? Ты не похож на раба, – удивилась я.
– То, что я держу себя свободнее, чем обычные рабы, это ещё не значит, что я не раб, – нахмурился Лай-Дон, отворачиваясь .
– Но скоморохи рабами не бывают, – сказала я, разглядывая его, – хотя, ты на скомороха тоже не похож…
Вообще-то он ни на кого не похож.
– Хотел бы я быть свободным скоморохом? Я не уверен уже, – печально улыбнулся он. – Ведь тогда пришлось бы самому думать о пропитании каждый день, о крове над головой, о том, чтобы меня не убили разбойники и прочем… А сейчас обо всём этом думает он, мой хозяин. К тому же он меня любит и ценит, будто я его племянник. Разве плохо?
Я засмеялась:
– Ты и, правда, раб, Лай-Дон.
Он вспыхнул, обидевшись на мои слова:
– Ну, вот ты не рабыня, но ты свободна? Разве ты можешь… например… отказаться и не пойти туда, куда тебя посылают? – запальчиво проговорил он, краснея немного и блеснув взглядом.
– Ты… – я покачала головой, улыбаясь.
Я задела его за живое, надо было промолчать…
– Я выбрала этот путь сама, как и всегда сама выбирала свой путь, чего бы это не касалось, поэтому я сама всегда отвечаю за то, что я делаю и куда иду. Человека нельзя заставить делать то, чего он делать не стал бы… выход есть всегда. Даже… Если тебе угрожают смертью, можно и умереть…
– А если угрожают не тебе? А тому, кого ты любишь? – глаза у него заблестели уже по-другому, прищурился немного, точно что-то хочет разгадать