баночкой, и, взяв первую попавшуюся ложку, которая оказалась столовой, щедро зачерпнула растворимой кофейной пыли. Бухнув первую ложку, она машинально зачерпнула вторую, но Виктор бдительно схватил ее за руку и сообщил, что хочет еще пожить, поэтому одной столовой ложки вполне достаточно. Этим же черпаком Маруся полезла в сахарницу. Ее хозяйственность удручала. Желудок скручивали голодные спазмы, и Виктор решил отложить разбор полетов до конца трапезы. Взяв двумя руками невероятных размеров бутерброд и пытаясь откусить, он едва не вывихнул челюсть. По высоте шедевр в его широко открытый рот не вписался, поэтому пришлось, как хомячку, надгрызать эту хлебную башню, объедая по краям.
– Вкусно? – поинтересовалась Маруся, напрашиваясь на комплимент.
Виктор хмуро взглянул на нее, сосредоточенно работая челюстями. Вскоре чувство голода притупилось. Он так устал от поедания этого кирпича, что на второй бутерброд уже не решился. Отхлебнув кофе из огромной бадьи, Виктор поморщился. В кружке плескался отвратительный приторный сироп.
«Ладно, – подумал он, – со временем научится. Главное, чтобы старалась угодить».
А что, как не чувство вины, заставляет человека совершать несвойственные ему поступки, наступать на собственную гордость и изо всех сил пытаться угодить ближнему? Маруся была великолепным материалом: пресловутое чувство вины затопило бедняжку до самой макушки и плескалось в ее круглых глазах. Это был костер с вечным огнем, туда лишь изредка надо было подкидывать веточки.
Откинувшись на стуле, Виктор посмотрел на виновато сутулящуюся девушку:
– Кто тебя просил ходить к Веронике?
Тишина.
– Я вынужден был уйти из дома. Вернуться обратно я уже никогда не смогу.
Всхлип.
– Из-за тебя я попал в безвыходную ситуацию.
Маруся жалостливо шмыгнула носом и уставилась в окно.
– Мне даже ночевать теперь негде.
Как он и ожидал, она оживилась:
– Ты же можешь жить у нас.
– На каком основании? С какой стати? Комнату, что ли, снимать?
– Нет, – придушенно пискнула Маруся, – как мой жених.
Она в ужасе опустила голову и съежилась, ожидая его реакции. Создалась какая-то вывернутая наизнанку ситуация. Вроде как она делала Виктору предложение и с трепетом ждала ответа. В мечтах все происходило иначе. Это Виктор должен был, красиво оформив официальное предложение руки и сердца, некоторое время помучиться в неведении: согласится ли любимая на столь серьезный шаг? И уж, конечно, это не должно было случиться в неприбранной кухне под гнетом неприглядных обстоятельств.
– Я так не могу, – процедил Виктор. – Да и родители твои вряд ли обрадуются.
– Я с ними поговорю, – залебезила Маруся. – Давай я познакомлю тебя с мамой. Мам! – завопила она на всю квартиру.
Валентина Макаровна, изнывавшая за стеной, примчалась едва ли не галопом. Она сидела, прижавшись ухом к стенке, но слышимость была отвратительная, можно было лишь угадывать, что они там говорят. От напряженного подслушивания