подкладывать, капканы медвежьи по дому расставлять начнешь. Страх дело сурьезное, для мозгов опасное, не заметишь, как с катушек слетишь и на своих кидаться станешь – не шибкая беда, если с молотком, у зажиточных соседей Сычей, поди, и ружьишко имеется… Опасно это, когда все вокруг свои, но в подозрениях. Надо помочь Матрене…
Сочувственный взгляд московской гостьи Суворов понял правильно, пододвинулся, положил локти на стол и сказал проникновенно:
– Я, Надежда Прохоровна, скоро не то что воров ночью перестану караулить, Гавроша с собой в постель класть начну! Во как. Допекли меня мысли страшные, сил никаких нет.
Матрена смотрела на родственницу не менее просительно, с надеждой в глазах, бабушка Губкина пошевелила бровями, потерла висок в задумчивости:
– На место преступления взглянуть можно?
– Конечно! – обрадованно подскочил Суворов и ловким пинком загнал табуретку обратно под стол. – Пойдемте, дорогая Надежда Прохоровна!
Надежда Прохоровна отправила золовке сомневающийся взгляд – помочь тебе, Матрена, хотела, приготовить что-нибудь вкусненькое на ужин, – но услышала твердое:
– Иди, Надя. Надо лиходея определить. Если поможешь, всей деревней в ножки поклонимся. От Кузнецова мало толку. – И встала прежде гостьи. – Иди, а я пока картошечки пожарю, свининка у меня свежая есть, огурчики малосольные…
Безветренный теплый вечер пах прожаренными солнцем травами. Мелкая белесая пыль забивалась в босоножки, пачкала городские ажурные носочки, Суворов уверенно месил песок холщовыми тапками и вводил сыщицу в курс последних парамоновских вестей:
– Все пришлые как нарочно расселились на той стороне деревни. Сычи, старуха Стечкина с детьми, Черный… то есть Павлов. Мы его за одежду Черным прозвали… Наши все, кроме Матрены, рядышком живут – вот. – Обвел руками два относительно приличных палисадника и один запущенный. – Я живу между Глафирой Терентьевной и домом покойного Мухина. Соседствуем.
О том, что несколько лет назад купил Фельдмаршал у пропойцы Мухина приличный кусок угодий за баней под кроличьи клетки, оповещать не стал. Кому какая разница, раз ударили по рукам добровольно за два пузыря «Столичной»? Земля-то все равно пропадала…
Недолго повозившись с веревочкой-запором на Фединой калитке, Суворов пригласил Надежду Прохоровну во двор покойника:
– Проходите, сейчас окно покажу, откуда Федьку увидел… Или, может быть, сразу в дом пойдем?
– А разве он не опечатан? – удивленно подняла брови бабушка Губкина.
Фельдмаршал хитро прищурился:
– Милиция только входную дверь опечатала. А я… того… – поднял вверх указательный палец. (Как поняла уже Надежда Прохоровна, данный, усиливающий внимание жест был наиболее употребимым в арсенале начальника почтальонов.) – Когда милиция уезжала, заднюю дверцу только камушком припер. Щеколду не задвигал, как чувствовал, что проникнуть понадобится.
Надежда Прохоровна, не слишком одобряя