Давай сыграем в любовь. Лана Черная

ладони Шута ложатся на мои запястья. У него шершавые пальцы. Они поглаживают мягкими круговыми движениями. Касаются круглого шрама между большим и указательным пальцем. Мэт говорил, что я неудачно упала в детстве.

      – Тебе было пятнадцать, – говорит Шут тихо. А у меня руки дрожат. И если бы не его хватка, альбом бы давно упал на пол. – Мы в тот день в гараже были, мотоцикл Клима перебирали. Ты прибежала, зареванная. Сказала, что хореограф недоволен твоим танцем.

      Я слушаю его тихий голос, щекочущий шею теплым дыханием, и не шевелюсь. Да я дышу через раз, не веря его словам. Это не может быть правдой.

      – И ты станцевала, – я чувствую его улыбку. – Среди инструментов и запчастей. Уже в финале не рассчитала прыжок и упала. Гвоздем проткнула себе ладонь. Помню…

      – Стоп! – резко перебиваю я, выпуская из рук альбом. Тот с шумом падает на пол. Смотрю на Шута. Его светлые волосы подсохли, и длинная челка падает на глаза, а в карих глазах – искры счастья. – Я не знаю, кто ты.

      – Марк…

      Вскидываю руку, выставив перед собой ладонь.

      – И не хочу знать. Не знаю, кто эта девочка, о которой ты рассказываешь. Но она – не я.

      – Ты, – упрямится мой спаситель. Спаситель ли?

      – Ты выдаешь желаемое за действительное, – качаю головой. – Полагаю, ты любил эту девочку, а она…

      – Конечно, любил, – улыбается…Марк. – Ее, – он выделяет это слово, принимая мои правила этой непонятной мне игры, – невозможно не любить. Хроническая оптимистка. Она верила, что все будет хорошо, даже когда ничего хорошего в ее жизни не было. Верила в любовь с первого взгляда. Ей семнадцать было, а я ей сказки на ночь читал. Ей…и сыну, – он подходит к окну, плечом прислоняется к стенке, скрестив на груди руки.

      А у меня перед глазами картинка из лифта: стены, исписанные детской рукой, и мальчишка, рисующий гномов.

      – Она…твоя сестра? – спрашиваю осторожно.

      – Сестра? – он растирает большим пальцем бровь, хмурится. – Пожалуй, что так. Ей был нужен кто-то, на кого она смогла бы опереться. Поддержка. Защита. Мы стали для нее всем. Я – братом. Клим… – и снова этот жест.

      – Почему вы? Разве у нее не было семьи? – сама не замечаю, как становлюсь на шаг ближе к Марку. Сейчас назвать его Шутом язык не поворачивается.