тебя сразу и не мучиться, ведь это так просто. Раз-два, и ты создан, как и все остальное. Вместо этого мы развели сложную историю с разными персонажами, которыми вполне можно пренебречь. Считай, что все, что было до этого, – чистый бред, понятно?
– Понятно, – сказал Миша Оно. – Что ты говоришь? Я не понял.
– Неважно, с другой стороны, пусть будет так, раз стало так, так интереснее. Главное, что ты должен сделать, это попробовать вернуться.
– Откуда? – спросил Миша Оно.
– Ты же Сын, Миша!.. Вернись в отеческое лоно.
– Хорошо!
Старец встал и посмотрел в небо.
– Ладно, – сказал он. – Мне все это надоело. Мне скучно. Давай, иди туда.
– Куда? – спросил Миша.
– Куда хочешь. Я лично самоубиваюсь.
Старец бросился на меч и сдох, вернувшись в эмпиреи. Миша Оно смотрел на его труп и не плакал. Ему исполнилось три года.
Но после долгого времени и разных приключений Миша Оно вышел на поляну и осмотрел ее. Его друг, напарник и соратник Александр Иванович стоял около большого дерева и размышлял о главных вещах. Он был стройным, хорошо сложенным брюнетом с глупым лицом и большими отрешенными глазами. Запястья его были тонкими, а рост скорее высоким, чем средним.
– Ну, что дальше? – спросил он Мишу раздраженно.
– Я не знаю, – ответил Миша, посмотрев в небо.
– Мы идем и идем, и ничего не происходит, и нету твоего мира, и нет новых тайн. Я устал от жизни, от привалов и зверей. Я хочу любви и ясной задачи. Когда мы придем?
– Я ничего не знаю, – сказал Оно, рассматривая свои усталые ноги. – Мы должны идти вперед, иначе мы останемся на одном месте и ничего дальше не случится. Географические передвижения должны повлиять на эффект попадания в нужную точку реальности; количество должно перейти в качество – иначе смысла нет. Сколько мы идем?
– Лет десять, но, может быть, больше или меньше.
– Давай придем туда, где холодно.
Они переместились в темные адские пространства тундры. Все было прекрасно: олени, надев на шеи колокольчики, шли куда-то вдаль, теряясь из виду, и ледяной океан простирался повсюду, угрожающе застыв до лучших времен и не предвещая ничего хорошего. Отдельные смелые путники героически замерзали в этих местах, чувствуя истинную, восхитительную заброшенность и тоску;
и действительно, было что-то упоительно-жуткое и заранее обреченное на болезненную и мрачную смерть в упорном путешествии сквозь эти льды, и сугробы, и пургу куда-то на еще более истинный Север, который, наверное, не отличался ничем кардинально новым от всего того, что было под рукой и рядом, но существовал просто как некая ординарная цель; а цель, в общем, может быть совершенно любой, ибо ценность ее только в том, что она есть и зовет к себе, как тоскующая нежная женщина. И поэтому можно было посвятить свою жизнь тундре и выпить за полюс свой бокал с вином или с водкой, и можно было умереть именно здесь, и родиться в чуме, не зная многих вещей, принадлежащих иным реальностям и странам.
Миша