срисовали! Влад смотрит на меня, я чуть заметно показываю взглядом на тех в дверях, он так же отвечает, понял. «Удар спецназа» – это когда каждый валит своего противника, не отвлекаясь на прочих. А та троица даже оружие наготове не держит, ресторан все же, а не лес – и когда начнется, они покойники с вероятностью процентов девяносто девять. А вот мне и Валентину потребуется выложиться – хотя знаю, что даже элита, боевики СБ, рукопашкой владели на уровне среднего опера гестапо, то есть на голову ниже нас.
– Галчонок, работаешь лишь огнем, от свалки тебя прикроем. Бьешь тех, до кого мы не можем достать. Но не раньше как я начну.
Подходят. Первый штатский, средних лет, на уркагана похож, второй молодой, с усиками, и выправка заметна – офицер? Ну, а двое просто массовка, пехота. Форма, кстати, у них не военная, а милиции. В отличие от тех, кто у дверей.
– Милиция, – скалит зубы уркаган, – старший оперуполномоченный угро Кныш. Документики предъявляем!
Смотрит на Аню. И сам показывает ксиву НКВД.
Для тех, кто не понял. НКВД уже год как разделилось, госбезопасность теперь отдельный наркомат. Хотя на местах у многих еще корочки старые, ГУГБ (главка при НКВД), но у этого была именно милицейская, не гэбэшная, отличить легко по красной диагональной полосе на правой странице. Лазарева предъявляет удостоверение ЦК, – а ведь уркаган, похоже, удивился, в глазах что-то промелькнуло. Странно, если это бандеры, то не знали, на кого охотятся? Но быстро совладал…
– Встаем, проходим, вы временно задержаны до выяснения, – и уже мне, взглядом лишь по моим смершевским корочкам скользнув: – А это уже не ко мне, а к товарищам из комендатуры, – и кивнул в сторону троих, подходящих от двери.
И тут мне стало все ясно. С вероятностью так процентов на восемьдесят. Поскольку за два года здесь не только на фронте воевал, но и в тылу крутиться пришлось достаточно.
Какая контора в сталинском СССР была самой крутой? Не ГБ, как ни странно – прокуратура! Плюньте в лицо писателю Войновичу, у которого в «Чонкине» капитан НКВД, выезжая на арест, сержанта посылает: «Зайди к прокурору, пусть ордер выпишет». Нет, в тридцать седьмом всякое бывало – но после было обычным делом, что прокуратура опротестовывает действия «кровавой гэбни», усмотрев нарушения законности, и чекисты лишь исполняют и под козырек берут. А уж арестовать прокурора равного уровня гэбешник не мог по определению – даже если, к примеру, районный начальник НКВД жутко ненавидел районного же прокурора и жаждал его сгноить, он имел право лишь написать рапорт своему областному начальству, которое выходило с просьбой уже на областного прокурора – после рассмотрения обвинения, отнюдь не формального, и если обнаруживался поклеп, участь гэбешника была совсем незавидной, палка оказывалась о двух концах. Прокуратура занималась наиболее серьезными делами – помните, в «Месте встречи», как Жеглов говорит Маньке Облигации: «Попала ты, дура – мы всего лишь убойный отдел, а подрасстрельное – это уже в прокуратуру». При этом своих оперов прокурорские