режет латук для салата, чтобы наши желудки отдохнули от тяжелой рождественской еды.
Стивен вот пойдет.
Стивену уже восемнадцать.
Стивену семнадцать с половиной.
У меня по спине разливается жар. На самом деле я даже втайне надеялась, что разговор пойдет именно так. Тогда я смогу вежливо отклонить предложение Тейлор: «Прости, но мама не разрешила». Но теперь, когда мама и правда не разрешила, я в ярости.
– Ох, Клод, да ладно, разреши ей, – отзывается папа из гостиной.
Вроде мило, что он за меня вступается, но лучше бы папа вообще молчал. Меня до сих пор пугает, когда родители в чем-то не соглашаются, даже в мелочах, вроде куда пойти поужинать или что посмотреть по телевизору. Будто они снова готовы разойтись, и мне надо выбрать одного из них.
– Да нет, все в порядке, – слышу я собственный голос, сиплый и высокий. – Я не пойду. Вам же проще: не будете думать, что я целуюсь с какой-нибудь девчонкой под омелой.
Мама открывает рот:
– Ро!
– Нет, правда, – говорю я. – Так лучше для всех. Все прекрасно.
На последнем слове у меня срывается голос, и я спешу ретироваться из кухни, пока не разрыдалась.
Я несусь в спальню и так хлопаю дверью, что с пробковой доски слетает расписание репетиций. Ну и пусть лежит на полу. Через несколько минут раздается стук, и папа просовывает голову в дверь.
– Такой талант пропадает, – говорит он. – Тебе место на сцене, а не в костюмерной.
Я не ведусь на провокации.
– Она меня ненавидит, – сообщаю я потолку. – Ее бесит, что я лесбиянка.
– Неправда, – тут же отзывается папа. – Эй, слушай. Ты же знаешь, что она бы побежала за тобой даже в горящий дом.
– Ну да, конечно, – мрачно отвечаю я.
Мой папа кидает на меня многозначительный взгляд:
– Да, Ровена. Побежала бы. – Он вздыхает. – Девочкам в твоем возрасте полагается ненавидеть матерей, – через секунду продолжает он. – В этом все дело, да?
Я фыркаю, улыбаясь против воли:
– Это ты прочел в книге по воспитанию?
Папа закатывает глаза.
– Ладно, в любом случае, она попросила передать, что отпускает тебя на вечеринку, – сообщает он, похлопывая меня по плечу. – Если ты сама хочешь пойти.
Я вздыхаю, глядя на сосны за окном:
– Да. Хочу.
В канун Нового года мама заказывает на всех китайской еды. Мы сгрудились вокруг засохшей елки в гостиной, чтобы вместе поесть под старые выпуски «Закона и порядка».
– Ну, какие новости из Барнард-колледжа? – спрашивает папа Тейлор, пока двое детективов в тренчах осматривают изуродованное тело в Центральном парке.
– Оставь ее в покое, – говорим мы с мамой в унисон и удивленно смотрим друг на друга.
– Ничего страшного, – отвечает Тейлор и благодарно улыбается мне. Я чувствую, как по шее расползается румянец радости.
– Тейлор вообще может не париться, – говорит Стивен. – Даже анкету могла бы не заполнять, ее все равно возьмут.
– Посмотрим, – мягко произносит