ачноватый колорит романа и определенное сопротивление материала, которое я испытала, взявшись за вопросы, поднятые в этом тексте, история рождения его замысла, пожалуй, одна из самых легких и захватывающих благодаря твоему, Женя, профессионализму и мастерству рассказчика. Спасибо за эту интеллектуальную радость совместной работы!
Особо благодарю замечательного практикующего врача-психиатра и коллегу по писательскому цеху Максима Малявина. Его профессиональные, точные указания и советы послужили научной основой этой книги, помогли раскрыть характеры и выстроить сюжет. Благодаря нашим личным беседам, а также легкой и доступной манере изложения в его книге «Психиатрия для самоваров и чайников» и в «Блоге добрых психиатров» в «Живом журнале» я смогла ощутить достаточную уверенность, чтобы взяться описывать столь сложную и противоречивую проблему, как душевное нездоровье и его отражение в речи. Спасибо вам, дорогой Максим, за то, что бережно и грамотно проводили в тот мир, который скрыт от большинства обычных людей без специального медицинского образования и часто оказывается вовсе вычеркнут из поля нашего зрения.
Глава 1. Любовный напиток
Две чайные ложки кофе с горкой на кружку средних размеров, залить крутым кипятком, яростно взболтать, пить залпом, без сахара, молока и прочей девчачьей хрени.
Она сделала пару шагов назад и уперлась попой в подоконник. Горько вздохнула:
– Это звучит нездорово, – ее огромные зеленовато-серые глаза смотрели на меня в упор.
Она нетерпеливо качнула головой и повторила по слогам:
– Не-здо-ро-во.
Потом собрала одной рукой свои роскошные рыжие локоны и, ловко сдернув с запястья резинку, похожую на перекрученный провод, связала волосы узлом и отвернулась к окну, демонстрируя, что разговор окончен.
Вернувшись домой, я застал там еще одно послание, тоже означавшее жесткий отказ договариваться о чем бы то ни было. «Отвали, сволочь!», словно говорили содранные с крючков занавески и гардина, вставшая на дыбы и перечеркнувшая окно в наглом нацистском приветствии.
Казалось, что в квартире я совершенно один: ни шороха, ни вздоха. Но это было, конечно, не так. Враг затаился где-то в недрах дивана или восседал в гнезде из моей одежды в шкафу, куда проник, подцепив на специально заточенный для такого случая коготь расшатанную его же стараниями дверцу старой хозяйской стенки.
– Филипп, выходи, черт бы тебя побрал!
Реакции не последовало. Про черта я вспомнил напрасно. На лукавого вряд ли стоило всерьез надеяться, кажется, мой черношерстый бандит приходится ему самым ближайшим родственником.
В щели между дверцами платяного шкафа появился круглый желтый глаз, сверливший меня с энергией электродрели.
– Если это твоя очередная акция протеста, то я откручу тебе голову!
Не обращая внимания на оборонительное шипение, я извлек Филиппа на свет божий, но, к счастью, следов протестной деятельности в шкафу не обнаружил. Видимо, там он просто спал после удачно проведенной акции по подрыву оплота мещанства – окна с занавесками. Ведь всем известно, что мещанство – самый древний враг котов. Шутка ли, одомашнили такого дикого зверя!
Этого вечно несогласного борца за право кошек гадить хозяевам правильнее было бы назвать именем какого-нибудь прославленного революционера: Нельсон Мандела вполне бы подошел. Но его родная хозяйка за политикой не следила, историей не интересовалась, поэтому выбрала животному имя в честь короля российской поп-музыки. Впрочем, некоторое сходство наблюдалось и здесь: как и знаменитый певец, мой Филипп оказался мастером скандала, хайпа и при этом умудрялся выходить сухим даже из самых сомнительных историй, способных подмочить любую успешную репутацию. Но только не репутацию Филиппа. Вот и сейчас он зажмурился и так натурально поджал ушки, что, если бы рядом оказался зоозащитник, меня безоговорочно оштрафовали бы за жестокое обращение с животными.
Я повернул его плоскую, похожую на змеиную головенку в сторону окна:
– Кто это сделал?
– Мяу. – Мой персональный оппозиционер даже нашел в себе силы посмотреть мне в лицо.
В литературе такое положение, как у меня сейчас, называется низшей точкой сюжета, когда хуже уже некуда, и надо либо прилагать титанические усилия и как-то выбираться, либо сдаваться и выходить из игры. Как бы то ни было, срываться на животном, хоть и провинившемся, – последнее дело, поэтому кота я отпустил и отправился на кухню, чтобы сделать передышку и сварить себе кофе.
Кстати, с кофе все и началось.
В каждом языке есть остатки старых убеждений, которые мы не спешим искоренять. Все мы знаем об открытии Коперника, но продолжаем говорить, что солнце садится и встает, хотя, конечно, прекрасно понимаем, что именно Земля наворачивает ежедневные круги вокруг своей оси и ежегодные – вокруг дневного светила. Мы говорим, что наши пути как параллельные прямые, хотя это неоднозначное утверждение в свете того, что после Эвклида был Лобаческий. Но кому дело