воззваний, а также пропаганды в этом направлении, будут караться со всей строгостью революционного времени вплоть до расстрела».
Такую вот листовку принесла старцу Алексию его духовная дочь Мария, зубной врач.
– Батюшка, до какого ужаса дожили! Неужто антихрист в мир пришел?
– Антихрист им еще нужен! – рассердился старец. – Нет, матушка, это созрели плоды отступничества нашего. Еще Давид говорил: «Рече безумец в сердце своем: несть Бог». Он говорил «в сердце», а теперь люди на каждом углу вопят: нет Бога! Власти же приказали даже в школах учить малых детей: нет Бога!
– Прости меня, батюшка! Прости мерзость мою.
– Прости и ты меня. Ступай в храм, приобщись обязательно. Нынче всюду будет общая исповедь перед крестным ходом. Ведь, того и гляди, закроют святые обители, а там и храмы.
– Батюшка, вот все мы и говорим: грешны, грешны… А бывает, задумаешься – и жалко себя. Уже столько лет – одни слезы да ожидание! Хоть бы чего-то доброго! А вместо доброго – новая беда, крест все тяжелей да тяжелей. И покажется вдруг: мелких грехов, невольных, может, и много, но жизнь-то ведь такая – иные праведники в пустынях и в дебрях подобного не испытали. В чем мой грех, когда власть безбожная!
Батюшка сокрушенно покачал головой:
– Коли докучают помыслы, возьми да и плюнь незаметно… На сатану плюнь… Гордиться нам нечем. Если и есть что в нас хорошего, так то не наше – Божье. Нашего ничего нет… Как гордыня-то вспучится, спроси себя, да не шепотком, а вслух: «Уж очень я хорошая? И это кто сделал?» Перебери грехи – помысел и отойдет.
– Батюшка! Миленький! Как же я устала! А просвета нет!
– Не ропщи! Если бы Господь забыл тебя, не явил к тебе милости, ты и жива бы не была. Ты не видишь Его милостей, потому что хочешь своего и молишься о своем, а Господь знает, что тебе полезнее. – Благословил. – Ступай поскорее в храм. Мне тоже пора.
– Неужто нас всех завтра убьют? Всю Москву?
– Если придем все – не убьют.
К смерти прихожане храмов готовились спокойно: приобщались семьями.
Общий молебен на Лобном месте был назначен на час дня. Со всех концов Москвы на Красную площадь стекались осененные святыми иконами и хоругвями крестные ходы.
Старец Алексий шел от Епархиального дома вместе с членами Собора. Впереди патриарх, за ним златоризое священство. Лес крестов вырос от Спасских ворот до Иверской часовни возле Думы. А на стене Думы вместо иконы Спаса кричал на всю Москву лозунг: «Религия есть опиум для народа».
При виде патриарха все едино запели пасхальный тропарь. Слышались возгласы: «Христос воскресе!»
Народ был с Богом, с Церковью, и все-таки участник того великого деяния записал в своем дневнике не без горечи: «Народа много, но не вся Москва».
Дошла ли до Всевышнего Престола молитва православной России?
Пулеметы не всюду молчали. В Воронеже большевики закрыли Митрофановский монастырь, но народ ударил в колокола