стоял дворец, и это не басня: археологи раскопали мозаичные полы. Славный воитель Гурко, наш генерал-губернатор, собирался увенчать Данилову гору пушкой, а владыка Леонтий – ныне московский митрополит – колокольней. Владыка о Гурко говорил: солдат, а Гурко о владыке – пономарь.
– Пушку бы слышали раз в день, как петербуржцы – петропавловскую, а храм во всякий час дня для глаз радость.
– Э! Отец инспектор! Не для всех глаз, – сказал Сушинский многозначительно. – Но вот мы и приехали.
Возле семинарии строили новый дом. Кругом дивный парк, чистота, ухоженность.
– У нас два сада, – не скрыл гордости отец эконом, – этот семинарский, этот ректорский… Скоро уж зацветут.
Ректор, архимандрит Климент, встретил молодого инспектора сердечно и просто.
– Наша семинария далеко не из первых, но и не последняя. Городские власти, да и варшавские, и даже петербургские к нам благоволят. Мы, так или иначе, заведение особенное – миссионерское. Если в русских губерниях от инспекторов требуют жать на семинаристов, то у нас поощряется внимание и даже задушевность в общении с учащимися. Духовная жизнь края очень и очень непростая. Вы это скоро сами поймете. Одного остерегайтесь – рубить где бы то ни было сплеча.
– Я не дровосек.
Архимандрит дружески засмеялся:
– Рад вашему прибытию. Устраивайтесь, а в двенадцать милости прошу ко мне на обед.
Квартиры преподавателей помещались на втором этаже. В длинном темноватом коридоре пахло котлетами. Навстречу попалась женщина в белом переднике с тяжелой корзиной мокрого белья: несла к лестнице на чердак.
Видимо уловив на лице инспектора удивление, отец эконом развел руками:
– Нигде, говорят, такого нет, чтоб господа преподаватели жили под одной крышей с семинаристами… Так уж получилось. В первые годы набирали семьдесят пять воспитанников, целое крыло пустовало. Вот его и отдали под квартиры. А теперь учащихся сто пятнадцать душ – тесно. Умные люди тянутся к семинарии.
Квартира инспектора оказалась просторной: четыре комнаты. В столовой длинный стол, вокруг стола щеголеватые стулья с высокими спинками.
В спальне под белоснежным покрывалом постель, ночной столик с канделябром. В канделябре три толстых свечи.
Кабинет и библиотека совмещены. Книжек в шкафах немного, место освобождено для нового хозяина. В зале четыре широких окна, светло. В одном углу икона, в другом – фисгармония. У стен два дивана, четыре кресла.
– Для одного жителя помещение чересчур просторное, – сказал Тихон.
– Много – не мало. Друзьями обзаведетесь, – пообещал отец эконом и показал на часы. – Я вас оставляю, до обеда только двадцать минут, а у нас точность – уж прошу извинить – во главе угла.
Отец инспектор ожидал увидеть за обеденным столом отца ректора весь цвет семинарии, но приборы были поставлены для двоих.
Келейник подал овощи, уху, приправленную травами, угрей, фрукты. Вина не было, но крепчайший чай благоухал розами и каким-то экзотическим